08.08.24 16:49

Лариса Петрик: мне предлагали выстроить всех белорусских мужчин в ряд

Двукратная олимпийская чемпионка по гимнастике — в проекте «Old School».

Немногие могут похвастать тем, что выходили на один помост с легендами мировой гимнастики: девятикратной олимпийской чемпионкой Ларисой Латыниной и семикратной — Верой Чаславской. Лариса Петрик же не только соревновалась с ними, но и побеждала обеих.

Воспитанница витебской школы гимнастики Викентия Дмитриева завоевала две золотые олимпийские медали и одну бронзовую, а также становилась победительницей и призером чемпионатов мира.

А еще у Ларисы Леонидовны неформальный титул одной из самых красивых гимнасток за всю историю ее любимого вида спорта. За которым она наблюдает и сейчас — уже из своей квартиры в немецком Идар-Оберштайне, куда переехала в 1992-м вместе с мужем, тоже олимпийским чемпионом Виктором Клименко.

— С какими чувствами наблюдали гимнастический турнир на этих Играх?

— Обидно, что нет наших — не за кого болеть. Но Олимпиада — это высшее соревнование в карьере каждого спортсмена. Как говорил Остап Бендер: «Вы оцените красоту игры». Мы с мужем смотрели гимнастические соревнования не отрываясь.

Женская гимнастика, конечно, изменилась до неузнаваемости, девочки делают какие-то запредельные по сложности элементы. Симона Байлз выполнила на прыжке двойное сальто углом, которое и не все мужчины-то осилят. Хотя мне больше симпатична Ребекка Андраде из Бразилии. Она красивая и такая же атлетичная, как и американка. И тоже летает, как ракета.

Единственное, не нравится, как сейчас делают вольные. Все-таки это женское упражнение, и в нем должна быть какая-то композиция, а сейчас там одни прыжки. Сложность затмевает все. Музыка кошмарная, как на вокзале: поезд пошел — ту-ту! И у всех почему-то один и тот же ритм.

Иногда просматриваю свою золотую композицию на Олимпиаде 1968 года — ну, это же совсем другое дело. Каждое движение осмысленное. Все в такт музыке, гармония полная. Люди вставали, когда я заканчивала свои вольные.

— С гимнастикой вы познакомились в Витебске, хотя родились на Сахалине. В город Шагала был приглашен и ваш тренер Викентий Дмитриев, уроженец Ленинграда.

— Значит, так распорядилась судьба. Мой отец был военным, и его перевели служить в Витебск, где я и училась с первого класса. А так как папа очень любил спорт, то он и привел меня в гимнастическую секцию к Викентию Дмитриевичу — в десять лет.

— Интересно, как вас мотивировал тренер? «Лариса, твоя цель — попасть в сборную СССР и выиграть Олимпиаду»?

— Обошлись без лозунгов. Хотя Дмитриев сразу задал высокую планку — выступать «по мастерам». У нас было не как у всех — вначале тот разряд, затем этот…

И поэтому уже с двенадцати лет мы готовили серьезные элементы, которые понадобились бы мне в большой гимнастике.

— Каким человеком был Дмитриев?

— Молчуном, из которого и слова не вытащишь. И в зале он больше наблюдал, чем раздавал какие-то указания. Дал задание — десять упражнений на бревне, и я пошла. А он где-то там занимается другими, но на тебя поглядывает.

Спокойный и очень уравновешенный человек. Про трудолюбие говорить не буду. Они все были фанатами — и Ренальд Кныш, и мой тренер.

— Советская школа — как правило, это жесткость, крик и диктат.

— В Дмитрии Викентьевиче такого и близко не было. Даже и не помню, чтобы он повышал голос. И тем более шлепнуть по какой-нибудь части тела... Ну что вы…

Когда сама становишься фанаткой гимнастики, то тебя надо только направлять. Что он и делал.

— В 15 лет вы стали абсолютной чемпионкой Союза.

— Признаюсь, несколько неожиданно для нас обоих. Мы-то с тренером рассчитывали попасть в шестерку. Чемпионат был в конце года, после Олимпиады в Токио, где Лариса Латынина проиграла Вере Чаславской из Чехословакии. Ларисе было уже 30 лет, и, конечно, у себя дома, в Киеве, она хотела выиграть.

А тут я, девочка, которая моложе ее вдвое и которая вообще неизвестно откуда взялась. Хотя в республике я уже выигрывала и у Елены Волчецкой, тоже ставшей чемпионкой в Токио, и у Тамары Алексеевой.

Латынина очень тяжело переживала это поражение. И сама мне об этом потом говорила, и ее первый муж Иван подтверждал, что она плакала две недели.

А я тогда просто сделала свое, хотя выиграть должна была Наташа Кучинская. Но она упала с бревна. А я не упала. Если говорить философски, то мы убирали с повестки дня старую гимнастику с ее общеразвивающими упражнениями. Самая большая сложность на вольных у них была — сальто в группировке.

Латынина и Полина Астахова были уже возрастными и, конечно, проигрывали нам еще и в растяжке, в гибкости.

Хотя, безусловно, для своих времен это были легенды: у Ларисы девять золотых олимпийских медалей, у Полины — пять. Про первую не могу сказать ничего плохого, она хороший человек, но с Астаховой у нас сложились куда более теплые отношения. Я и Кучинская с ней хорошо дружили.

Помню, первый зарубежный выезд был в Данию, в 1965 году, когда мы с Наташей попали в сборную. Астахова взяла над нами шефство. Сказала как-то: «Вечером будет банкет, так что оденьтесь поприличней».

Мы с Наташей помозговали и решили, что лучший вариант — это буквы СССР на спине. Внизу юбка, сверху мастерка, на ногах кроссовки. То, что нужно — мы будем неотразимы! Полина, как только нас увидела, всплеснула руками и тут же отправила переодеваться в нормальную одежду.

Ну что вы хотите: нам было по шестнадцать лет, так что она нас учила всему — вплоть до того, как правильно пользоваться столовыми приборами на тех же самых банкетах.

Астахова была очень открытым человеком, добротой прямо светилась. Однажды в шутку пожаловалась: «Ой, я с этими показательными поездками и банкетами совсем из формы выйду…»

Мы с Наташей переглянулись: «Из какой это формы?» А ее тренер Владимир Александрович Смирнов лишь улыбнулся: «Девочки, вас это не касается, вы всегда в форме».

Полина нам по жизни помогала. А в зале такого не было, мы с Наташей сами друг другу что-то подсказывали.

— Вашу гимнастическую олимпийскую команду 1968 года считали самой красивой в истории. Наверное, от поклонников отбоя не было.

— Верно. Мы всегда чувствовали себя в центре внимания. Но мы практически все время проводили в гимнастическом зале, поэтому больше всего общались с ребятами из сборной.

У меня и муж оттуда. Миша Воронин на Зине Дружининой женился. Оля Харлова за Валеру Карасева вышла, Люба Бурда — за Колю Андрианова. Слушайте, такую команду еще надо найти, чтобы четыре из шести вышли за гимнастов.

Олимпиада-1968. Верхний ряд — Лариса Петрик, Зинаида Воронина, Ольга Карасева (Харлова), Наталья Кучинская. Нижний — Людмила Турищева и Любовь Бурда

— На Олимпиаду в Мехико вы наверняка отправлялись с заданием взять у чешек реванш за поражение на чемпионате мира-66.

— Мы это и без задания знали. Помню, поздравляли их с чемпионством, и каждая из нас сказала им: «До свидания!» Имелось в виду, что в Мехико все будет по-другому.

Чемпионат-1966 проходил на изломе поколений, не было переходного возраста. Ветераны, а за ними сразу молодые. Поэтому нам требовалось еще пару лет, чтобы набрать силу. А вот этот самый средний возраст был прекрасно представлен в сборной Чехословакии Верой Чаславской. Она была моложе Латыниной на восемь лет и старше нас с Наташей на семь.

— Играм в Мехико предшествовало вторжение советских войск в Прагу…

— Именно поэтому чешки перестали с нами разговаривать. И не здоровались при встрече. Исключение составляла только Чаславска. Когда мы с ней вместе стояли на пьедестале, ожидая вручения золотых медалей за вольные упражнения, она меня поздравила и вообще всячески подбадривала. Да и потом мы с ней нормально общались.

— Вот те раз! Уже стало легендарным видео, как на пьедестале во время исполнения советского гимна Вера опустила голову и смотрела куда-то в сторону. Из-за чего, говорят, у нее были потом крупные неприятности.

— Для меня это новость. Ничего такого я не почувствовала. Да и не смотрела я по сторонам. Я была настолько счастлива, что вообще ничего не видела вокруг себя.

Мы ведь перед этим выиграли командное золото и исполнили обещание, которое дали друг другу.

— А личное первенство вы не обещали выиграть?

— Ну, это каждый решает для себя… Хотя, признаться, шансов против Веры у каждой из нас было немного. Не доросли мы еще до нее. Как я сейчас уже понимаю, Чаславску очень правильно готовили технически. Она первой сделали пируэт, а мы к нему еще только подходили.

Со своей степенью готовности она могла выиграть вообще все виды. Она так и сделала, лишь бревно проиграла Кучинской, а вольные поделила со мной.

Публика, кстати, очень здорово относилась и к нам, и к чехам, а Чаславска и Кучинская вообще были кумирами. Наташу зрители назвали «невестой Мехико», Веру тоже как-то, за давностью лет призабыла.

С Верой Чаславской и Натальей Кучинской на Олимпиаде-1968

— Еще одна олимпийская легенда гласит о том, что Наташа так пленила сына президента Мексики, что он предложил ей руку и сердце.

— Я слышала эту историю и знаю, что он подарил ей кольцо — очень красивое, и, наверное, дорогое. Наташа мне его показывала. А через день он забрал его обратно. Вот разбойник!

— И верь после этого мексиканским мужикам.

— Наташа не говорила мне, делал он ей предложение или нет. Но надо понимать, что трудности коммуникации имелись. По-испански мы точно ничего не понимали, а английским владели очень слабо.

— В страну, понятно, вы вернулись героями.

— Да, в Москве нас встречали очень здорово — с шампанским. Но надо понимать, что и в олимпийской деревне у нас была очень хорошая группа поддержки. Одна Александра Пахмутова чего стоила. Ее муж поэт Николай Добронравов написал каждой из наших девчонок стихи. У Наташи было что-то, связанное с Есениным. А у меня — что-то царственное и огненное. Вспомнить?

— Конечно!

— Я знаю — зрители довольны,

Оваций слышен гул и гром,

Когда увидишь Петрик в вольных,

То забываешь обо всем.

И меркнет техника Чаславской,

Как меркнет тьма пред светом дня,

Ты вся, как пламенная сказка,

Царица света и огня.

Ты и спортсменка, и актриса,

Ты и гимнаст, и музыкант,

Великолепная Лариса,

Большой и искристый талант.

— Как приняли вас в республике?

— Как ни странно, скромнее, чем в 1964-м, когда я выиграла чемпионат СССР. Да, все было: плакаты, торжественные речи, но за четыре года до этого на вокзале в Витебске меня встречало какое-то невероятное количество людей. И даже оркестр. Я была просто оглушена, равно как и Викентий Дмитриевич.

До этого мы жили в коммуналке, а после киевского чемпионата нам дали трехкомнатную квартиру. Хотели поначалу двухкомнатную, детей-то всего двое, но потом решили, что у Ларисы должна быть своя комната, все-таки она спортсменка, подающая надежды. И это был самый крутой подарок в моей жизни.

— Положим, после Олимпиады вам и отдельную жилплощадь должны были дать.

— Ну, у нас же трехкомнатная на семью уже была. А в 1969 году я вышла замуж за Витю Клименко и уехала к нему в Москву.

С мужем Виктором

— Однако интересно, как вас пыталась удержать республика.

— Доходило до смешного. Герман Бокун, по тогдашним меркам — замминистра спорта республики, сказал мне тогда так: «Лариса, для тебя мы все мужское население БССР выстроим в одну линию. Только пальцем укажешь».

— Ну а что — здраво. Можно было еще и Виктора в республику перетащить.

— Во-первых, Витебску при всей нашей к нему любви было довольно трудно соревноваться с Москвой. А во-вторых, Вите очень повезло с тренером — Константином Сергеевичем Каракашьянцем. В техническом плане он был лучшим мужским тренером в Союзе.

Мне долго подыскивали тренера. К Шелковникову, тренеру Зины Ворониной, тоже динамовцу, я сама не захотела идти. Разговор со мной он начал с того, что, мол, мне надо квартиру, машину получить… А мне совсем не хотелось ходить по кабинетам и пробивать все эти вопросы. Да и если он уже тренирует Зину, то рано или поздно она начнет ревновать. Ну вот зачем мне все это нужно?

К Софье Муратовой, у которой тренировалась Оля Карасева, я не хотела идти по аналогичной причине. Да и не очень верила я в женщин-тренеров. Я-то уже привыкла к Дмитриеву.

— Кстати, как он отнесся к вашему отъезду?

— Когда уходишь от своего тренера, то какой-то элемент предательства в этом, конечно, есть. Сначала было тяжело, но потом мы обратно сдружились, и я к нему приезжала и в гости, и на юбилеи.

Но в Москве я тренера так и не нашла. Что-то подсказывал Каракашьянц, но брать меня к себе он не хотел. Мол, хватит мне и твоего мужа. Но он, конечно, был настоящим профессором гимнастики, точно понимал всю природу движений, и я многому у него научилась. Ну и плюс Витя, который всегда был готов помочь. Он умел страховать, что тоже было немаловажно.

— Наверное, вы бы добились большего в гимнастике, если бы остались у Дмитриева.

— Нет. Что касается техники, то это был мой предел. Я открыла для себя гимнастику как раз с Каракашьянцем. Может, это и обидно было бы Дмитриеву услышать, но у него была совсем другая гимнастика, маховая, где результат достигался не за счет силы или статики, как это тогда было принято.

Константин Сергеевич каждый элемент мог разложить по составляющим так, что, например, сальто под жердями, которое вначале вызывало у меня ужас, становилось вдруг не таким уж и сложным. Я его делала и не падала.

— Чемпионат мира 1970 года стал вашей лебединой песней.

— Главным тренером тогда была Лариса Семеновна Латынина. Мы победили в команде, а на вольных упражнениях она поставила меня второй. Второй — это, по сути, тот же забойщик. А я олимпийская чемпионка в этом виде — ну куда это годится? А так как тренера у меня нет, то и слова за меня сказать некому. Хотя и Дмитриев особенно ничего не говорил. Ну, как есть, так есть.

Лариса Петрик и Лариса Латынина (в центре)

Хотя такой же интеллигентный Юрий Штукман мог за свою Люхину или Бурду побороться. Я уже не говорю про Растороцкого. Попробуй кто задвинь его Турищеву — да такого человека Владислав Степанович со свету бы сжил.

Поэтому я еще на командном собрании сказала: «Вы можете поставить меня везде первой, но на вольных поставьте так, как заслуживаю». Я была капитаном, но Латынина меня не послушала. Оценку команде я подняла, но в финал не попала.

А на бревне меня поставили последней. И там я в финал прошла и заняла третье место. Это была моя последняя медаль на международных стартах. Потому что в 1971 году я закончила карьеру.

— Рано — в 22 года.

— Помните, как в «Собачьем сердце»? Душили, душили, душили, душили… У меня было то же самое. Если у тебя нет личного тренера, то в сборной СССР надолго ты не задержишься. Хотя, конечно, в олимпийском Мюнхене я бы тоже пригодилась. Уровень сложности комбинаций я ведь нормально подняла.

— Он был не хуже, чем у Антонины Кошель, ставшей третьей белоруской в составе сборной СССР?

— Витя (обращается к мужу. — прим. Bet News), ты слышишь? Журналист спрашивает, не была ли я хуже Кошель. Я бы вам сейчас ответила — ну да ладно, столько лет уже прошло… Давайте сменим тему.

— Давайте. Кучинская вскоре тоже пропала из числа участниц чемпионатов СССР.

— Мне кажется, она из-за болезни ушла. Какой — не скажу, это ее личное дело. Я, кстати, искала Наташу в Америке, где она потом работала тренером. Где-то в Чикаго. Достала ее номер телефона, пыталась дозвониться. Но не получилось.

Мы были с ней довольно близки, даже дружили, если в нашем индивидуальном виде спорта можно говорить о таком понятии.

— У многих звезд гимнастики жизнь после спорта сложилась не лучшим образом. Взять хотя бы Зинаиду Воронину. Перед Олимпиадой-80 чемпионку Мехико-68 выслали за 101-й километр как антисоциальный элемент.

— Не знала этого. Вы имеете в виду спиртное? Ну да, Зина этим делом увлекалась. Наследственность в этом плане у нее была очень плохая — и мама, и папа были алкоголиками.

Зинаида Воронина

Но во время спортивной карьеры Зина не пила. Потом уже начала, когда закончила. Это на самом деле большой стресс, когда двери большого спорта закрываются за тобой и ты выходишь в совершенно иной мир. Тем более мы это делали в очень юном возрасте.

Тренером ты еще не можешь стать, да и не хочешь особенно. Потому как только что вырвался из этой железной клетки жизни в жестком режиме, где есть только тренировки и соревнования. У меня ведь тоже такое было, и вставать на тренерский мостик ну абсолютно не хотелось.

— Судьба Тамары Лазакович сложилась не менее трагично, чем у Ворониной. Ренальд Кныш в своей книге об Ольге Корбут посвятил немало места и Тамаре.

— Да? Интересно было бы эту книгу прочитать. Кныш ведь меня к себе в Гродно звал. С Дмитриевым они были ровесниками, но Ренальд Иванович тогда считался уже более матерым тренером. Они вместе были на сборах, и Кныш постоянно говорил Викентию Дмитриевичу: «Твоя Лариса такая талантливая и трудолюбивая, отдай ее мне».

— Вариант.

— Да что вы, мой папа-десантник свою любимую дочь-школьницу никуда бы не отпустил. Да я и сама, признаться, не горела желанием ехать в Гродно. Кныш был тренером совсем другой формации, нежели Дмитриев. Куда более жестким.

Хотя его Лена Волчецкая всегда была моим кумиром, и в 14-15 лет я старалась ей во всем подражать. Она, конечно, была человеком большой cилы воли — столько работать с Кнышом и быть проводником его всегда смелой и неординарной гимнастики.

— Послеспортивная судьба Елены Владимировны как раз сложилась удачно.

— Давно с ней не общалась, но рада, что у нее все хорошо. Возвращаясь к Лазакович, скажу, что Дмитриев, конечно, с ней намучился. Он и мне об этом говорил, когда приезжала к нему на 80-летний юбилей.

Ее где-то найдут пьяной и тут же звонят ему: «Заберите свою ученицу». Хотя он уже сто лет как ее не тренировал, и жили они каждый своей жизнью. Там та же история, что и у Зины — плохая наследственность.

Хотя у нас с ней были хорошие отношения — в Любляне в 1970 году мы вместе выступали, это ее первый чемпионат мира. Тамару поставили забойщицей, и она хорошо справилась со своей ролью. Через год на чемпионате Европы в Минске Лазакович уже поделила абсолютное первенство с Турищевой.

— С Ольгой Корбут вы пересекались?

— Уже потом, когда она ушла из гимнастики. Мы не так уж и много общались. С такой популярностью, какая была у нее в свое время в Америке, Корбут могла бы стать мультимиллионершей. Но стала человеком, который постоянно попадает в какие-то скандалы.

— Почему так?

— Знаете, мне кажется, все дело в семье, как и у каждого из нас. Ее семья, насколько знаю, была довольно бедной и не совсем благополучной. И это наложило отпечаток на всю ее последующую жизнь.

Человек с непомерным самомнением. Мне как-то передали ее фразу: «В мире было только два великих спортсмена — Мухаммед Али и я, Ольга Корбут». Я сама не слышала, но очень даже допускаю, что Ольга могла ее произнести. Она часто молола чушь.

Но Турищева вам бы о ней куда больше рассказала. Они с ней всю жизнь воевали.

Как тогда говорили: «Корбут удивит, а Турищева победит». Людмила была очень стабильной гимнасткой, а Кныш всегда удивлял весь мир. Он напридумывал для Ольги огромное количество элементов, которые и гимнастическими-то назвать было сложно.

Впрочем, надо отдать должное, она их выполняла, потому что была очень легкой. Ну и очень талантливой, конечно, это тоже нельзя не признать.

Но она не умная женщина — это я уже о том, что она несла в последнее время. Это, конечно, распространенная в Америке тема: «Когда я была маленькой девочкой и только начинала свою дорогу в большой спорт, то…» Ну зачем вытаскивать на свет грязное белье, которому уже больше чем полвека?

Сплетен можно насобирать про каждого из нас. И что, мы все сядем в телестудии и будем все это обсуждать? А болельщики, которые когда-то наслаждались нашей гимнастикой, будут сидеть и все это слушать? Ну, согласитесь, это же какое-то дно…

— Соглашусь и спрошу про лучшую гимнастку в истории. Есть такой кандидат?

— Их две — в мое время это Вера Чаславска. Сейчас это Симона Байлз. Она очень крутая и подняла наш вид спорта на какую-то нереальную высоту. Хотя Андраде, повторюсь, мне нравится больше. Кто знает, может, она тоже еще станет великой?

— Не могу не спросить о трагедии, случившейся в Минске перед Олимпиадой-80, когда Елена Мухина — ученица Михаила Клименко, брата вашего супруга — разбилась в столичном Дворце спорта.

— Лена была очень талантливой спортсменкой с неспортивным характером, как ни парадоксально это звучит. Скажут делать — сделаю, не скажут — не буду. Той цельности, которая отличает чемпионов, ту же Турищеву, ей не хватало.

Сейчас, конечно, сложно говорить о причинах той трагедии, но Михаил, вопреки тому, что о нем потом писали, Лену не бросил, ездил вместе с ней по всем больницам и, конечно, очень переживал, что в тот роковой день он не был с ней рядом.

Он только с виду такой суровый, а внутри совсем другой. Мужчины вообще очень скрытые, вы все всегда внутри себя переживаете. Вот и он тоже. Знаю, что эта боль прошла с ним через всю жизнь.

Все-таки гимнастика — это очень сложный и, конечно, небезопасный вид спорта. Это только по телевизору кажется, что все легко…

Но я не жалею, что связала с ней свою жизнь. В конце концов, она дала мне прекрасного мужа, с которым мы вместе живем уже много лет. 30 декабря будет 55.

Кажется, это изумрудная свадьба, да?