15.01.24 12:27

“Ментальность наших футболистов — удовлетворяться тем, что есть”

Авторитетный спортивный журналист Евгений Веснин — новый герой проекта «Old School».

С коллегами разговаривать всегда интересно. Хотя бы потому, что они лучше других знают, чего хотят от них собеседники. И потому подобные интервью читаются на одном дыхании.

Особенно, если перед тобой такой спикер, как Евгений Веснин. Футболист, старейшина спортивного журналистского цеха страны, бывший главный редактор журнала «Футбол» и газеты «Всё о футболе», пресс-секретарь федерации футбола и клуба СКВИЧ с большущим стажем.

Анатолий Усенко и Евгений Веснин

— В 1958 году я пришел в 60-ю минскую школу заниматься футболом, и принял меня Леонид Андреевич Лапунов. Только тогда он был еще не знаменитым директором известной на весь Союз СДЮШОР-5, а выпускником института физкультуры, сделавшим свой первый набор ребят 1947-1948 годов.

Потом я тренировался у не менее известной личности — Олега Михайловича Базарнова. Человека, как и все талантливые люди, не без слабостей. Именно поэтому заслуженного тренера БССР он получил только в 50 лет, когда его воспитанники Сережа Алейников и Андрюша Зыгмантович уже стали чемпионами СССР. Хотя Базарнов — мы как-то взялись с ним считать — еще до триумфа «Динамо»-82 вырастил для белорусского футбола больше полусотни игроков команд мастеров — от второй лиги до высшей.

Эта всем понятная слабость ему, конечно, мешала, но без нее он, наверное, не был бы тем Олегом Михайловичем, которого бесконечно обожали мальчишки. Я был у Базарнова капитаном команды и, случалось, проводил за него тренировки. Но если бы кто-то из взрослых поинтересовался: «А чего это вы уже несколько дней сами тренируетесь?», то ни одному пацану не пришло бы в голову его сдать.

— Идеальный детский тренер.

— Когда отмечали его пятидесятилетний юбилей, он спросил: «Женя, ты, наверное, обижаешься на меня, что я не сделал из тебя футболиста?» Я ответил: «Олег Михайлович, наоборот. Даже признателен вам за это, потому что футболистов у вас много, а журналист только один».

Олег Базарнов (крайний слева) и Евгений Веснин (крайний справа)

Моя полупрофессиональная футбольная деятельность закончилась в армии, хотя и там тоже можно было играть. Кстати, тогда же нарисовалась и журналистика. «Так, бойцы, кто может написать статью в стенгазету?» Ну что в этом сложного?

— Да ничего.

— Поэтому вскоре я начал публиковаться и в дивизионной газете. «Учебка» моя — школа младших авиаспециалистов — была в Днепродзержинске, и там же предлагали оставаться дослуживать. Подбиралась неплохая футбольная команда — ребята из дублей «Днепра» и даже киевского «Динамо». Но я для себя решил, что посредственным футболистом быть не хочу, а хорошего из меня все равно не получится.

Потом служил в авиационном полку в Карелии, в котором воевали 11 Героев Советского Союза, в том числе самый знаменитый из них — Алексей Маресьев — после ампутации обеих ног. И именно там я понял, что все эти люди интересны мне до такой степени, что с ними хочется общаться и о них хочется писать. Моя профессия началась оттуда — на журфак я представил рассказы боевого капитана, прошедшего через всю войну.

Как человек взрослый я выбрал вечернее отделение факультета, и вместе с Сашей Борисевичем мы создали мощную футбольную команду. И журфак, кажется, единственный раз в своей истории стал чемпионом БГУ. Обыграв, на всякий случай, братьев Солодовниковых, игравших за геофак, как и полагалось профессиональным спортсменам.

Григорий Васильевич Булацкий — тогдашний декан факультета журналистики, который, кстати, в войну тоже был летчиком — поднял весь наш курс и произнес целый спич в мою честь. Мол, этот молодой человек прославил наш факультет так, что я просто не могу не поставить ему экзамен автоматом. Аудитория ответила возмущенным гулом, на что декан лишь махнул рукой: «Да вы, я вижу, не понимаете в этом ничего…»

Григорий Булацкий (крайний справа) с семьей

— Эх, были люди в ваше время!

— Работать в «Физкультурник Белоруссии» я пришел в отдел организационно-массовой работы к Ивану Самсоновичу Прокоповичу, закончившему философский факультет БГУ, причем с отличием.

— Где сейчас найти таких?

— Нигде. Журналист великолепный, человек очень хороший. С одним «но».

— Это то, о чем я подумал?

— Именно. Саша Борисевич пришел работать в «Физкультурник» на полгода раньше меня и поэтому знал больше: «Женя, до 11 утра тексты Ивану Самсоновичу не приноси». Правило, впрочем, касалось и других начальников отделов, которые это дело любили и ждали вожделенного часа, чтобы отправить гонца по известному адресу — привести себя в надлежащее состояние после вчера.

И если твой материал попадался на глаза часов в десять утра, то в любом случае грозили грандиозные правки и укоризненный взгляд: Женя, ну как же так, ты ведь вроде талантливый парень, а пишешь такую х…?

Но я довольно быстро понял, что быть просто талантливым парнем гораздо приятнее, и скорректировал график выхода на-гора моих материалов в ту сторону, в которую надо.

Самое интересное, что Иван Самсонович, перейдя этот одиннадцатичасовой рубикон, включался на полную катушку. На обед не ходил и до шести вечера писал аккуратным каллиграфическим почерком один материал за другим, отвечая при этом на массу телефонных звонков и принимая бесконечное количество сторонников здорового образа жизни. Работоспособность у него была просто феноменальная.

Так что школу я прошел очень хорошую, объехал полреспублики, а потом перешел в отдел к Саше Борисевичу — стал писать о системе образования, спортивных школах, вузах и так далее.

— Жутковато.

— Если честно, да. Хотя при этом дело тоже нужное.

Спас 1982 год. Минское «Динамо» стало чемпионом, и надо было рассказывать о ребятах, что мне как ученику Базарнова делать было нетрудно. Олег Михайлович дал своим лучшим воспитанникам исчерпывающие характеристики.

Мы потом часто встречались, говорили о Сергее и Андрее, и эти портреты наливались новыми красками. Помню, как Базарнов однажды сказал: «Понимаешь, Серега в этой жизни все делает тютелька в тютельку. Ему надо не футболистом быть, а барменом работать».

Это было уже в то время, когда Алейников играл в «Ювентусе». Парадокс. Я спросил: «Что это значит?» — «Придет время, и мы с тобой об этом поговорим». Но понятно, что это время не пришло, Базарнов быстро ушел…

А вот эпизод про Зыгмантовича. Сборная играла на Мальте — очередной отборочный матч. Победили 2:0, игрокам выдали премии — в то время все было очень просто, без ведомостей. С командой для этого летали специальные люди.

Сергей Алейников и Андрей Зыгмантович

И вот Андрей, улетавший в Испанию, половину своей премии — 200 долларов — передал мне — для Базарнова. Понятно, в Минске я первым делом поехал к нему — и тут человек, из которого слезу невозможно было выдавить… Он быстро отвернулся, но я заметил. В те времена 100 долларов были целым состоянием.

В команде чемпионов 1982 года было много интересных людей. Я всегда обожал Юру Пудышева. Он для меня до сих пор живой. Балагур, шутник — таким он приехал в Минск и таким оставался до последних дней.

Когда, в каком году он эту маску примерил — не знаю, но уверен, что за этим лицедейством скрывался он настоящий. Подпускался ли кто-то к нему? Ответ на этот вопрос, увы, мы тоже никогда не узнаем.

У Саши Прокопенко была другая проблема — он легко общался со сторожами, водителями, но публичные выступления были не для него. Помню, творческая встреча с артистами ТЮЗа, Саша начинает отвечать на вопрос, а заканчивает за него Эдуард Васильевич, бесконечно, надо заметить, Прокопа любивший.

Саша волнуется, начинает заикаться, и Малофеев, выручая его, садится на своего любимого конька — он как раз был готов общаться с любым количеством людей в любой части Советского Союза. Яркая и неординарная личность, не похожая на тренеров его поколения.

Когда я работал пресс-атташе федерации футбола, то Эдуарда Васильевича на пресс-конференциях надо было сдерживать, где-то пригасить, когда он взрывался.

Сергей Боровский являлся полной его противоположностью. Его, наоборот, надо было постараться расшевелить. Хотя на самом деле переделать другого человека невозможно, он всегда будет оставаться самим собой.

Кто лучше: вечно заводной Малофеев или вечно спокойный Боровский — не знаю. Но Васильевича я обожаю.

С Эдуардом Малофеевым

У меня до сих пор перед глазами стоит далеко не самый славный эпизод из истории белорусского футбола, когда мы поехали в Андорру и проиграли там 0:2. Мне было непонятно, почему Сергей готовил команду к поединку, не отступая от своего кредо. Все пребывали на каком-то расслабоне, хотя было понятно, что хозяева намерены рубиться до конца. И в итоге, как это часто бывает, победил тот, кто больше этого хотел.

После того страшного поражения мы возвращались автобусом из Андорры в Барселону, где нас ждал чартер. Сидел я вместе с Колей Петропавловским — он писал для «Советской Белоруссии». Едем по ущелью, он смотрит вниз и говорит: «Какое же дно…»

Это место удивительным образом отразило значение того, что произошло несколько часов тому назад! Этот матч Андорра никогда не выиграла бы, если бы Беларусь его не проиграла.

— Ну, положим, после этого нам снизу стучали еще не раз.

— Но это была уже другая история. Боровского после той игры сняли, но мне до сих пор непонятно, почему он тогда не расшевелил ребят.

А вот еще одна автобусная история — из девяностых. Одна из наших юниорских сборных — Вадим Скрипченко, Саша Чайка, Володя Остриков, Виталий Рогожкин — играет матч с венгерскими сверстниками. На выезде — за выход в финальную часть чемпионата Европы среди юниоров 1994 года.

Добираемся мы в туда на стареньком «Икарусе», который, по приезде сразу оказывается в центре внимания хозяев. Никогда не забуду, как игрок номер один в истории венгерского футбола легендарный Ференц Пушкаш накануне саркастически этот факт комментировал. Смысл такой: ребята, это невероятно, я бы никогда не подумал, что из Минска можно доехать до Будапешта на таком убитом автобусе.

Конечно, ты разводишь руками: мол, да, такие у нас сегодня возможности, тут уж ничего не попишешь… А внутри мысленно обращаешься к пацанам: ребята, вот сыграйте, пожалуйста, завтра так, чтобы об этом автобусе никто уже не думал. Пусть все решится на футбольном поле.

Это тоже одно из самых ярких моих футбольных впечатлений — Скрипченко и компания побеждают, ответную в Молодечно играют вничью и пробиваются в финальный этап в Испанию. У нас Пушкаша я уже не увижу, но мне было очень интересно, что бы он сказал на сей раз.

Но и тот случай с «Икарусом» не самый примечательный в многострадальной истории суверенного футбола. Помню, как на зарубежный выезд в одном автобусе ехали сразу две сборные — команда Пышника вышла в Софии, а ребята на год старше вместе с Лапуновым отправились дальше, в Турцию. Назад ехали по тому же маршруту — автобус был битком, ребята сидели чуть ли не на головах друг у друга. И ведь при этом они умудрялись еще и играть — и довольно неплохо.

Евгений Веснин (крайний справа)

— Что интересно, лучше тех, кто потом летал чартерами.

— Тогда система подготовки резерва еще работала. Она была заложена в семидесятые-восьмидесятые — считаю, это было лучшее время в истории нашего футбола.

Тогда ведь в детско-юношеских школах работали прославленные футболисты: Юрий Погальников, Эдуард Зарембо, Игорь Ремин, Анатолий Боговик… Люди, которые могли бы претендовать на что-то большее, возились с молодежью — подобную ситуацию сегодня представить практически невозможно.

Школа-интернат, где работал Юрий Пышник, — одна из лучших в Союзе. СДЮШОР-5 Леонида Лапунова — мы о ней уже говорили. «Трудовые резервы» Владимира Пигулевского и «Динамо» Анатолия Егорова… На периферии, в областях, с резервом тоже работали очень качественно.

Евгений Шунтов — некогда начальник отдела футбола спорткомитета СССР и первый председатель суверенной федерации — и пригласил меня возглавить ее пресс-службу. Причем тогда эта должность не только не оплачивалась, но даже не предполагала зарубежных поездок.

Зато с какими людьми я там встретился! Самая значимая фигура — это Михаил Бозененков. Тренер, приведший минскую команду мастеров к первым медалям чемпионата СССР в 1954 году.

Поначалу я его даже откровенно побаивался, но как-то он подошел ко мне после очередного заседания исполкома и спросил: «Молодой человек, а вы все произошедшее как-то отражать собираетесь? — Планирую. — А давайте поговорим».

И вот мы с ним начали разговаривать. И чем больше мы общались, тем сильнее я убеждался, что в футболе ровным счетом ничего не понимаю. И именно тогда я загорелся идеей рассказать об игроках минского «Спартака» 1954 года.

В пятничных спецвыпусках «Спортивной панорамы» мы начали этот проект с Юрием Моховым. Он не был первым вратарем в бронзовой команде, но жил в одном номере с Алексеем Хомичем и, самое главное, обладал очень цепкой памятью.

Юрий Мохов и Алексей Хомич

Позднее я хотел сделать что-то похожее уже в «Футболе Беларуси» с Александром Петровичем Майским, который не только писал о том составе, но и проводил с ребятами все свободное время — они жили, пили, вместе ходили по девушкам и так далее.

Александру Петровичу эта идея нравилась, и он даже брался излагать ее на бумаге. Но в дверях возникал очередной друг из его футбольной юности, и вы догадываетесь, куда они потом направлялись.

Старая школа… Чтобы ее понять, надо было жить в то время. Пили все — спортсмены, журналисты, по отдельности, вместе. Это считалось нормальным. И все при этом знали: назавтра футболистам надо бежать на тренировке в теплом костюме лишние километры, а журналистам — просто не спать ночью, чтобы сдать материал вовремя.

Какие люди нас, молодых журналистов, тогда окружали... Доброслав Терехов — известный фотограф. Пусть не выдающийся, не очень, возможно, грамотный, но добротный. Он часто просил, чтобы ребята помогли написать текстовку к снимку. Хотя, казалось бы, что может быть проще.

Но он прошел всю войну — на всякий случай, с двумя орденами Славы. Однако никогда о ней не рассказывал, как бы мы его ни просили. «Когда-нибудь потом», — всегда говорил. Но понятно, что это потом так никогда и не наступило.

С Доброславом Тереховым и Александром Добрияном

Бозененков командовал полковой разведкой, здоровенный мужик, который сам добывал «языков». И он тоже — о войне никогда.

Как и Михаил Николаевич Супонев — еще один фронтовик, окончивший факультет журналистики ленинградского университета и переехавший затем в Минск. Очень интеллигентный, как и полается ленинградцу, человек.

Он был собкором «Советского спорта» по БССР и писал о многих видах спорта — с глубиной, аналитически. Мне нравились его отчеты в еженедельнике «Футбол-хоккей», он хорошо понимал игру и красиво рассказывал об этом. Он умел дружить с молодежью, не было диктата, было опекунство — трогательное и очень заботливое. Я вспоминаю о нем с глубоким чувством.

С Михаилом Супоневым

— Что думаете по поводу минского «Динамо»-82? В какой степени оно реализовало свой потенциал?

— Думаю, на 99%. Я читал интервью Людаса Румбутиса, в котором он говорил, что мартовские матчи еврокубков минчане могли бы провести гораздо успешнее, если бы подготовка к ним шла за рубежом, а не на раскисших от дождей полях в Леселидзе. Понятно, что резон в его словах есть, но надо понимать ментальность людей, живших в то время.

Железный литовец. «С Киевом играть было легче, чем со »Спартаком«

Леселидзе был для советских команд родным домом. И грязь там тоже родная. А вот представьте в восьмидесятых Испанию, где все есть и глаза разбегаются во все стороны. Тысяча соблазнов.

Устояли бы ребята? Не уверен. Не доросли мы еще тогда до того, чтобы относиться к такому уровню комфорта как к чему-то само собой разумеющемуся. Так что все справедливо — играли так, как могли. За то минское »Динамо« никогда не было стыдно.

— Суверенный футбол открыл для вас новые имена?

— Помню, как на учредительном съезде федерации впервые услышал выступление Анатолия Юревича. Мне он показался слишком уж задиристым для человека с периферии, и это очков в моих глазах ему не добавило. Но потом я узнал его лучше, и мое отношение изменилось. Он из тех, кто правильно выбрал свое дело в жизни. Его жизнь — это футбол.

Я видел его всяким — и после побед, и после поражений. И я знаю, что это тот человек, который протянет руку, если будет трудно.

Ну и, конечно, Толя Капский. Это фигура номер раз. Опять же когда впервые о нем услышал, то подумал: ну, очередной богатый дядя, который пришел побаловаться с клубом, а потом бросит его, как надоевшую игрушку.

Но как же жестоко я ошибся и как счастлив, что ошибся! Если бы у нас было еще несколько таких Капских, то наш футбол стал бы совсем другим.

Мы близко сошлись с ним в Москве, куда БАТЭ поехал играть с »Локомотивом«. Я как человек скромный отказался идти на общий ужин. Не привык я питаться за чужой счет, не дано мне это. Капский послал за мной, сказав, что лично хочет меня видеть.

Потом мы много общались, я узнал его как человека тонкого и отлично разбирающегося в футболе, хотя сам он никогда не играл. Но это дар. Очень жалко, что он рано ушел.

И он остался одиночкой, никто не последовал его примеру! Ведь сейчас подобных и близко нет. Видно, таким надо родиться, потому что воспитать похожего на него менеджера невозможно. Какие бы ты книги ни читал и какие умные школы и курсы ни оканчивал.

— Самородки рождаются назло всему. Жаль, не каждый может развиться.

— Я вспоминаю наши разговоры с Юревичем о так называемых вундеркиндах. Вот сколько их было — тех, кому пели дифирамбы и в ком видели будущих звезд не только белорусского футбола. А чем все заканчивалось?

Юревич любил приводить пример парня, которого природа наделила по-царски. »Ну почему ты не играешь, тебе ведь столько дано? — Я в дубле получаю 500 долларов, а мой папа на заводе — 300. Разница есть?"

Ментальность наших футболистов такова, что они легко удовлетворяются тем, что имеют. А западные ребята думают совсем по-другому. Сегодня они сделали миллион, а завтра надо сделать два. Или десять.

С Александром Медведем

— Мы что, убогие духом?

— Нет, просто ментальная черта, которую, как мне кажется, изменить почти невозможно. Даже если мы возьмем самого успешного игрока Сашу Глеба, то он, скорее, подтвердит это правило. Потому что его карьера тоже не достигла того пика, которого могла бы.

— Многие надеялись, что после завершения карьеры игрока он послужит белорусскому футболу в ином качестве.

— Я был в их числе. Не знаю, почему этого не получается. Может, ему не нравилось то, что ему предлагали. Может, он сам ничего не предложил руководству федерации, чтобы быть использованным в полной мере. А может, это все ему и не надо, он живет и наслаждается жизнью.

— Скорее, так.

— Тут мы снова возвращаемся к Капскому. Ведь перед Толей никто красную дорожку не раскатывал. И трудностей у него всегда было огромное количество. Но, наверное, он слишком сильно хотел, и потому Европа узнала о существовании такого клуба, как БАТЭ.

— Помнится, в советское время этот клуб успешно играл в чемпионате БССР…

— По сути, любительском по статусу. Да, ребятам приплачивали что-то, но их зарплата лишь немного превышала оклад рабочих этого завода. А потом в чемпионат пришли шесть команд мастеров, и все подумали, что остальные клубы подтянутся к их уровню. Но все случилось ровно наоборот.

А людей мы уже успели испортить хорошими зарплатами, о которых сегодняшние рабочие могут даже не мечтать. Но стал ли от такого количества профессионалов наш футбол лучше? Думаю, что все мы знаем ответ на этот вопрос.

— И все-таки не жалеете, что стали не футболистом — с его особенным статусом, а всего лишь журналистом, приговоренным писать об игроках всю свою жизнь?

— Нет, ни капли. Главное в жизни каждого человека — это найти себя. Жить, не мучаясь и получая от работы удовольствие. Рассказывать о журналистском удовольствии можно долго. Это тема еще одного интервью. Но, думаю, вы и сами прекрасно знаете, что я имею в виду…