06.02.24 13:09

Между Зоей и Леной. “Женщину обмануть легко, а попробуйте ребенка”

Титулованный тренер-шашист Михаил Кац — в проекте «Old School».

Отказаться от поездки на Всемирную шашечную Олимпиаду 1992 года мог только Кац. Прошедший честный отбор 45-летний заслуженный тренер СССР мог увековечить себя и как игрок. Белорусская сборная была традиционно сильна — как же иначе, если в ее составе выступал сам Анатолий Гантварг. Кстати, она и победила. Но уже без Каца, которому так и не вручили приз Fair Play.

Давайте вручим ему мы — и, пожалуй, поверим, что многое в жизни знаменитого тренера происходило по наитию, будто бы кто-то ловко режиссировал ситуации, в которые он попадал, и в нужный момент давал четкий и внятный совет: делай, Миша, так.

Голос сверху или звериное чутье. Тренером быть не хотел, но согласился. В Америку уезжать тоже не собирался, но уже без малого 30 лет как там.

И да, его ученицы Елена Альтшуль и Зоя Голубева (Садовская) выиграли 21 титул чемпионок мира по международным, стоклеточным, шашкам: у Елены 5 побед, у Зои — 16. Они прочно впечатали фамилию Кац во всемирную историю интеллектуальных игр, а Минск сделали одной из неоспоримых их столиц.

— Открытая вами шашечная секция на столичной улице Народной собрала ватагу девчонок из соседних дворов, выигравших затем более двадцати титулов чемпионок мира. Это чудовищное совпадение, или тренер Кац мог бы добиться не меньших успехов в любом другом районе города-героя?

— Если бы я сказал, что таких же девушек можно было найти где-то еще, то это стало бы еще более чудовищным совпадением. Я человек не набожный, но верю в какую-то общую руководящую силу. Верю в то, что не зависит от нас и что то и дело преподносит нам жизнь.

Давайте будем считать, что их там собрал бог, а меня просто приставил в качестве наставника, чтобы я помог им раскрыть свой талант. Согласен, подобный ответ из уст атеиста звучит так себе, но другого у меня просто нет.

— Похоже на то: в Тбилиси к Нонне Гаприндашвили и Нане Александрии приставили Вахтанга Карселадзе — и получилась знаменитая женская шахматная школа. В Минске по той же схеме образовалась белорусская шашечная. Понятно, что концов уже не найдешь, но почему наверху выбрали именно эти две республики СССР?

— Ну, вы спросили… Сережа Лукьянчиков в документальном фильме «Созвездие» задал похожий вопрос первой белорусской чемпионке мира Люде Сохненко: в чем уникальность нашей школы? И она сказала, что ее создатель, конечно, Кац, но еще, видимо, и земля у нас благодатная, раз рождает таких чемпионок. И я с ней согласен.

Шашки всем кажутся более простой игрой, чем шахматы. Хотя шашки стоклеточные и шахматы очень даже можно и сравнивать, кое-что у нас и посложнее, чем у коллег. Это если говорить о стратегии — а я могу утверждать так с чистым сердцем, потому что последние тридцать лет работаю с шахматистами.

Шашки кажутся народной игрой, простой для понимания, верно?

— Пожалуй.

— Вот вам пример. Ира Пашкевич — третья по силе моя воспитанница. Чемпионкой мира так и не стала, но два раза была серебряным призером. Так вот — в ее игре всегда была какая-то житейская хитрость.

Хотя тут можно сбиться на то, что белорусы какие-то хитрые ребята. Мне кажется, скорее, наоборот, они более душевные, чем другие.

— Возможно, в нашей простоте хитрость и зарыта. Не надо привлекать особенного внимания, сиди себе и не высовывайся сильно, главное — оказаться потом в нужное время в нужном месте.

— Это, кстати, правда, спорить не буду. Видите, мы общими усилиями нарисовали портрет турнирного бойца — еще не касаясь индивидуальных особенностей Лены Альтшуль и Зои Садовской.

Что же касается грузинок, то, понятно, первым делом хочется сказать о национальном колорите, о специфике восточных женщин. Но, думаю, все же зависит от фигуры тренера.

Это касается и других видов спорта. Известно много историй, как будущие великие тренеры, приезжая в какой-нибудь провинциальный городок, через несколько лет выстраивали целый конвейер, снабжавший сборную СССР спортсменами высокого класса.

— Грузинки много лет тащили вперед сборную Союза, но мужчин — чемпионов мира у легендарной республики все же не было. В отличие от БССР с Анатолием Гантваргом.

— Слушайте, у нас всегда была хорошая мужская команда. В 1974-м и 1975-м мы выигрывали Кубок СССР. Толя играл на первой доске, я — на второй.

С Анатолием Гантваргом (крайний справа)

Анатолий Гантварг: чемпион мира по женщинам

Помню, в восьмидесятых Толя и Лена Альтшуль, а потом и Зоя Садовская исправно входили в число десяти лучших спортсменов года в республике среди всех видов — причем они неизменно располагались в верхней половине списка. А в те годы, как вы помните, белорусский спорт находился на вершине своего развития — у нас было невероятно много атлетов мирового класса.

— Правда, что в Елене Альтшуль был сразу заметен недюжинный талант, а Зоя Садовская на первых порах ничего особенного из себя не представляла?

— Да, они вообще очень разные. Зоя — вариант особенный, на ее лице всегда было трудно прочесть какие-либо эмоции. Я никогда не знал, о чем она думает. Но шашки ее увлекли, ей нравилось играть. Хотя вначале я с Зоей не разобрался. Ну, сидит и сидит.

А вот Лена сразу обратила на себя внимание. С ней было легко. Требовалось только правильно ее «кормить». Альтшуль воспринимала все, что даешь. Лепишь и сам радуешься тому, что выходит. Другое дело, что лепить надо аккуратно, потому что загубить талант много ума не надо.

— Интересно, кто из них был вам более симпатичен — тихий пахарь или вундеркинд?

— Провокационный вопрос. Но попробую ответить. Во-первых, у них разница в возрасте. Лена стала чемпионкой страны среди женщин невероятно рано — в возрасте 14 лет.

У Зои талант другого рода. Они — как Карпов и Каспаров. Лена кончиками пальцев чувствовала шашку. Ее только нужно было поставить туда, куда надо. Она все схватывала на лету. А Зоя — гениальный пахарь, как и Каспаров. Лена же и Карпов при всей их явной гениальности работали заметно меньше.

Вопрос симпатий стал принципиальным, когда в 1986 году исполнилась моя мечта — две воспитанницы встретились в поединке за титул чемпионки мира.

Чемпионат мира-1986 в Минске. С Еленой Альтшуль и Зоей Садовской

Я не мог участвовать в матче напрямую и предложил им самим выбрать секундантов. Внутри хотел, чтобы выиграла Зоя, что, конечно же, вполне объяснимо. У меня не было такого, чтобы кого-то я любил больше. Они мне обе как дочери.

За несколько лет до этого я спросил у Зои: «Ты хочешь стать чемпионкой мира? — Да. — Тогда бери сборник партий всех мужских финалов чемпионатов СССР и изучай». И она это сделала, проделав поистине огромную работу.

Ну а что я мог сказать ей еще? Это Крогиус — начальник управления шахмат и шашек в спорткомитете СССР — однажды сказал Каспарову знаменитую фразу: «Знаете, у нас уже есть один чемпион, и другой нам не нужен».

Да, я внутренне болел за свою младшую дочь (Зою), но, если бы выиграла старшая (Лена), то этим фактом точно не был бы огорчен. Значит, младшая пока не доросла.

Лена, кстати, хорошо играла тот матч. Но Зоя жестче, самостоятельнее. А Лена всегда привыкла опираться на меня.

— Очень часто юные спортсменки влюбляются в своего тренера. И вас вряд ли минула эта участь.

— Да, конечно, все было. Это довольно закономерная, устоявшаяся практика, наверное, в любом виде спорта. К тому же я не был уродом. Это сейчас потолстел.

Вдобавок и сам очень влюбчивый по натуре. Но я себе сказал, когда девочки были еще совсем маленькими и когда там просто не в кого было влюбляться, что никаких отношений с ученицами у меня не будет.

— Ну, у них-то, положим, могло быть иное мнение на этот счет.

— Они меня любили — как ни странно, несмотря на все мои недостатки. Тем более я никогда не старался подавать себя тем, кем никогда не был.

Одной девушке я нравился больше других, она прочитает это интервью и улыбнется. И вспомнит все наши разговоры. Но это секреты наших с ней жизней, и пусть они таковыми и останутся. Как там говорят: если пацан когда-то дал слово, то он должен его сдержать.

— Но пацан растет и пересматривает свое отношение ко многому. Тем более окружают его женщины — самые непредсказуемые люди в мире, с которыми надо находить общий язык каждый день много лет подряд.

— Могу ответить одной фразой — у меня была звериная связь с учениками. Я многое угадывал. Вот пример. 1982 год, мы едем на чемпионат СССР в Поти — Лена, Зоя и Оля Садовские, Ира Пашкевич.

С Зоей Садовской, Еленой Альтшуль и Ириной Пашкевич

Едем поездом. Надо сыграть тренировочные партии. Говорю Зое: «Давай, садись с Леной». Она отказывается. Я понимаю почему. Отвожу в тамбур и спрашиваю: «Ты хочешь стать чемпионкой Союза?» Она набычилась, голову опустила, молчит.

Но я знаю, о чем она думает, и отвечаю ей: «Так вот, чемпионкой Союза в этом году ты стать не сможешь, но если будешь меня слушать, то у нас есть шанс на тройку. А это уже сборная СССР. И на самом деле это Лена должна отказаться с тобой играть. Зачем ей тебя тренировать?» Зоя понимала, что у Лены больше шансов выиграть и она не хотела расстраиваться раньше времени.

Я ей много чего сказал и даже спрогнозировал итоговое место на чемпионате, которое она потом и заняла — десятое. Просто ляпнул и попал в цель. Но ведь все произошло именно так, как ей сказал тренер. Он победил ее упрямство и амбиции. Тренер всегда знает больше. И его надо слушаться.

Кто такой вообще этот тренер, если его указания можно игнорировать демонстративным образом? Тут два выхода — или твоя голова остается прямой, или ты потом начинаешь кивать на все капризы ученицы.

Каюсь, тогда меня обуревало большое желание отправить ее домой. Довезти до Минска, а потом самолетом махнуть в Поти. Девочке тогда было 15 лет. И я бы это сделал, если бы она не вернулась в купе и не села играть с Леной.

Хотя потом мы все равно ругались с ней весь чемпионат. А на следующем Зоя уже поделила первое-третье места и попала на чемпионат мира.

С Зоей Садовской

Мое проникновение во взрослую психологию не было сильным, я это признаю, но детей я чувствовал — и очень часто выбирал единственно правильное решение. И что это — звериное чутье или просто любовь к своей работе?

— Один известный тренер говорил о своих воспитанниках так: «Куда футболиста ни целуй — везде ж…». А как было с вашими воспитанницами, уже вкусившими большие победы?

— К девчонкам никогда не имелось вопросов, у них всегда была правильная советская мораль — скажу об этом без пафоса. Тем более ему неоткуда взяться — коммунистом я так и не стал. Когда кто-то спрашивал, то отвечал: «Слушай, я сейчас пью как беспартийный, и это мало кого волнует. Но как только положу в карман партбилет, то всех сразу начнут интересовать и объемы, и компании, в которых я этим занимаюсь. А оно мне надо?»

— А как в Советском Союзе относились к людям с фамилией Кац?

— Хороший вопрос. Был такой рассказ «Пан Кац», который написал Володя Вигман — прекрасный журналист и шашист. Так вот он начинается так: «Включить Михаила Каца в состав советской делегации мог только сумасшедший».

Когда в Латвии его читал по радио артист рижского русского театра, то сосед Оли Садовской, тогда уже Голубевой, сказал: «Слушай, а я не знал, что у тебя такой веселый тренер. Наверное, с ним было очень интересно работать».

Но в БССР, кстати, ко мне относились просто идеально. Бытовое отношение я не беру — это ерунда. В Москве был такой человек Вадим Михайлович Байрамов — азербайджанец, преподавал в МГУ, ездил переводчиком на Олимпиады. И однажды он стал президентом Всемирной шашечной ассоциации. Мы с ним очень сдружились, я стал заслуженным тренером СССР в 1984-м — безо всяких вопросов. А в 1983-м он открыл мне выезд за рубеж со словами: «Миша, я столько левых дел выиграл, думаешь, я твое правое не выиграю?»

У шашистов зарубежные квоты были очень маленькими. Все понимали, что женщины выиграют в любом случае, а раз так, то зачем посылать Каца? Другое дело, что однажды наступает момент, когда это игнорирование становится просто нелепым. «Простите, кого нам посылать с ученицами Каца, если не самого Каца?»

— Ознакомившись с рассказом про пана Каца, я доложу тем, кто пока этого еще не сделал. На всем протяжении путешествия из СССР в Польшу он только и делает, что выпивает. Да и в Варшаве незамедлительно отправляется в бар.

— Таким был образ жизни советского человека. Пили ведь не только в спорте, пили военные, пожарные, ученые, пили везде.

Помню, как-то в Голландии пересекся с Андреем Зыгмантовичем, даже пожил у него недельку в Гронингене, писал там свою книжку. Я люблю футбол и с удовольствием ходил на его игры. И вот после одной из них возвращаемся, садимся есть.

Андрей наливает фужер и мне, и себе. Жена спрашивает: «А не много ли? — Ну, я же должен расслабиться…" Так что это было нормальное явление.

Читал у вас интервью с Женей Весниным и подтверждаю — журналисты тоже умели расслабляться. Мой хороший друг Коля Петропавловский всегда отлично держал удар.

Евгений Веснин: «Ментальность наших футболистов — удовлетворяться тем, что есть»

Помню, как после получения звания заслуженного тренера СССР мы вместе с ним и Толей Гантваргом поехали на дачу к Николаю Тимофеевичу Заичкову. Он тогда был зампредом спорткомитета республики. Человек, находившийся на своем месте. Как и Николай Викторович Шепелевич, руководивший спортом в Минской области. Обоих уже нет, но о них надо сказать теплые слова. Оба очень хорошо понимали спорт и притягивали к себе людей.

— Про притяжение я уже понял.

— Потом на дачу подошел и Альберт Денисенко, чьей игрой в минской команде мастеров я восхищался еще пацаном. Он сказал, что значок надо положить в стакан водки. Как в фильме «Горячий снег». Спортсмены хорошо выпивали — вне зависимости от вида.

Заходишь, бывало, в родной «Урожай», а там Коля Шаюк — наш знаменитый гандболист и очень веселый парень. Предтеча Володи Михуты.

Идем с ним в «Бригантину», а по дороге встречаем Михаила Николаевича Супонева. Он написал замечательный очерк в «Советском спорте» «Медаль на школьном фартуке» после того, как Лена впервые стала чемпионкой страны.

— И выходите из «Бригантины» вы уже втроем и тогда, когда она закрывается.

— Именно так. Почему-то мои запоминающиеся встречи со спортсменами и тренерами проходили преимущественно за столом. Знаете, бывает, человек обронит какую-то фразу, и она тебе врежется в память надолго.

Помню, Анатолий Бышовец как-то сказал мне, что, будь тренером национальной сборной, обязательно взял бы в нее Федю Черенкова: «Он освежает игру». Освежает — очень хорошее слово.

Оно применимо и к тренерской работе, потому что ты должен постоянно освежать тренировочный процесс — занятие, по своей сути довольно однообразное и наполненное большим количеством повторений. От этого мучаются не только спортсмены, но и тренеры.

Этот тягомотный процесс может прибить самого талантливого ученика. По сути, у видов спорта много пересечений, и когда ты их находишь, то понимаешь, что все тренеры решают одни и те же задачи, несмотря на специфику видов.

Но это философская тема, на которую можно рассуждать долго. Интересно ли это будет нашим читателям?

— Читателей более всего интересует что-то приземленное. Кто, где, когда и сколько. Как, например, в шашках решался квартирный вопрос?

— В 1960 году Аркадий Плакхин выиграл чемпионат СССР по русским шашкам. Тогда это звание ценилось очень высоко, и всех чемпионов можно было пересчитать по пальцам. Плакхина принял Петр Миронович Машеров и дал ему однокомнатную квартиру. Гантварг потом получил четырехкомнатную. Девочки тоже получали, но тогда они жили с родителями, и им просто давали квартиру побольше.

Но нам все же повезло: лучшим другом белорусских шашек был Павел Владимирович Пиляк — зав сектором физкультурно-массовой и спортивной работы в ЦК компартии БССР. Вот случай.

Директором нашей СДЮШОР-11 был Евгений Васильевич Культяков. У школы имелись безусловные шашечные успехи, да и Боря Гельфанд в то время уже набирал мощь. Кому еще давать заслуженного тренера БССР, как не Культякову?

Тот сдал документы на представление, и я пошел в министерство просвещения, что называется, пробивать. Зашел к ответственному чиновнику, послушал его и понял, что тот ничего решать не хочет. Я пообщался с Гантваргом, и он помог нам с Альтшуль встретиться с Пиляком.

С Еленой Альтшуль

Приходим мы с ней в ЦК. Пиляк говорит: «Ребята, ну, удивили, вы же никогда ничего не просите. — Так мы и сейчас не будем. — А чем помочь? – Надо директору нашему звание». Я обрисовал ситуацию. Павел Владимирович хмыкнул и сказал фразу, которая мне очень понравилась: «Хорошо, обратимся к телефону».

Разговор у него занимает ровно минуту. Он кладет трубку. «Там все в порядке, сейчас эти документы пойдут в спорткомитет». Настоящее волшебство. Я потом заезжаю в спорткомитет, а там уже суета, все ищут документы на Культякова.

Нам везло на руководителей. Председателем федерации шашек был Александр Шабалин — блестящий журналист, работавший в «Комсомольской правде», а затем в отделе пропаганды ЦК КПБ. Все та же моя первая поездка за рубеж, чемпионат мира в Сандомире. Как раз исполнился год, как «Солидарность» подписала какое-то соглашение с правительством. Но я, конечно, выпиваю с местными шашечными деятелями отнюдь не по этому поводу. Где-то в час ночи отравляюсь в свой номер, помня о том, что завтра у нас день отдыха и отъезд на экскурсию в Краков — почему-то в 5 утра.

Но по дороге меня приглашают в другой номер — там четверо незнакомых поляков. Без разговоров наливают и мне. Но потом сурово так спрашивают: «А ты не от Андропова ли часом? Коммунист?»

— И вы своим звериным чутьем…

— …понимаю, что в любви к компартии мне признаваться точно не стоит. Говорю, что я участник чемпионата мира, и тут же становлюсь хорошим хлопцем. Настолько хорошим, что часа через два в порыве чувств один из поляков дарит мне золотую цепочку. На ней выбита строка из гимна «Солидарности».

— С таким сувениром домой возвращаться опасно.

— Эта мысль у меня тоже промелькнула, но ненадолго, потому что спать мне оставалось часа полтора, не больше.

Только прилег, тут же стук в дверь: «Миша, вставайте, пора ехать!». На пороге Шабалин, и он не может удержаться от комментария: «Ну и видок у вас…» С сегодняшней позиции, казалось бы, скажи начальнику, что плохо себя чувствуешь, но ведь нет же.

Советскому человеку не придет в голову отказаться от экскурсии в город, до которого надо бог знает сколько ехать и столько же обратно. Тем более в программе было еще посещение Освенцима. Тут уж, сами понимаете, с борта сойти никак нельзя.

И вот на переднем сиденье Шабалин, дуется на меня и даже не поворачивается, когда я спрашиваю, куда мы едем и сколько это километров.

Я вздыхаю: «Мда, 160 километров. И в такую даль мы едем за пивом…» Шабалин начинает хохотать: «Миша, вы прощены!»

Я ему потом, кстати ту цепочку и подарил. Он еще волновался, не вызовет ли она подозрений у московской таможни. Но я успокоил: это у белорусской могла бы, а откуда русским польский знать? Тогда не только «гугла» не было, но и про интернет еще никто не слышал…

— Как девочки относились к вашим слабостям?

— Это хороший вопрос. Они никогда не проявляли на этот счет беспокойства. Им сразу сказал: «Девчонки, знайте, что в любом состоянии я всегда держу руку на пульсе турнира».

И они знали, что это правда. А еще знали, что их тренер за них перегрызет глотку любому. И, если надо, отдаст за них все, что у него есть.

Зоя говорила в одном из интервью, что в детстве приходила на воскресные тренировки на полчаса раньше и ждала, когда появится Кац со своим саквояжем. Что это, если не детская любовь?

Тренер — может, это и некорректно прозвучит — должен в себя влюбить. Это женщине можно лапши навешать, но ребенка не обманешь. Искусственным образом его в себя не влюбишь. Но влюбить надо.

Я ведь отказывался быть тренером, как и любой нормальный человек. Два финала чемпионата СССР прошел, второй в республике после самого Гантварга. Ребята, мне 26 лет, ну вы что?

Но на первой же тренировке я понял, что это мое. И что здесь могу стать таким же Толей Гантваргом.

Толя — уникум, и он рожден для того, чтобы стать чемпионом мира по шашкам. А я рожден для того, чтобы таких чемпионов в моей родной республике было больше.

Если к тебе приходит Ульяна Семенова, то там все понятно — с таким ростом она приговорена стать большой баскетболисткой. Но в шашках все не так очевидно.

Для детей главное, чтобы ты с ними был настоящим. Никому из них не пришло бы в голову написать докладную по поводу «морального облика товарища Каца» — чем, например, грешили некоторые мои коллеги.

Их, конечно, мало волновал мой облик, их обижало то, что мои девчонки обыгрывали их учениц. На доске не получается, давайте тогда напишем. Но руководители, отдавая им должное, ходу этим бумагам не давали. И даже при мне предупреждали коллег: «Ну хватит вам уже письма писать, а?»

…Один раз я из Лены слезу вышиб, а то она получается в нашем рассказе слишком уж глянцевым персонажем. Хотя и тогда она не сделала ничего ужасного.

Мы играли в 1984 году матч с Ольгой Левиной — в Таллинне. Она проиграла третью партию — тогда как раз приехал ее будущий первый муж. И я понял, что это прямое следствие события, которое, естественно, вызвало эмоциональный взрыв.

И вот мы с ней идем на четвертую партию, а я в любом случае должен сказать какие-то слова — это традиция, и без нее я буду чувствовать себя некомфортно.

И я говорю о том, что все понимаю, но есть то, что может сломать твой матч, хотя ты сильнее противника. И будет обидно, что именно из-за этого ты проиграешь. Это может не понять твой близкий человек, но это не его вина, потому что большой спортсмен отличается от других людей, он не может позволить себе ничего такого, что хотя бы на сантиметр отдаляет его от победы.

Думаю, что ей не очень приятно было это слушать, там более такой разговор у нас состоялся впервые. Но я должен был сказать эти слова и даже не обратить внимания на слезы, которые появились в глазах этого небесного существа.

Я извинился перед Леной, но у нас не было другого выхода. А ее реакцию я принял как знак, что она все поняла. И после этого она начала шлепать победы как из пулемета.

1980 год. Елена Альтшуль в окружении одноклассников после первой победы на чемпионате мира

— С кем вы сейчас чаще общаетесь?

— К сожалению, мы с Леной не виделись уже давно. Хотя у нас сохранились хорошие отношения. Она как-то сказала для книжки: «Быть рядом с ним — это просто счастье. И больше для меня ничего не надо".

Лена вышла замуж за Вадима Вирного — чемпиона мира в команде — и уехала в Германию. Зоя живет в Латвии, и, когда я пять лет назад прилетел в Минск, она тоже приехала. И мы с ней и ее сестрой — к сожалению, уже ушедшей из жизни — провели прекрасный вечер в одном из столичных ресторанов.

С Ирой Пашкевич у нас тоже чудесные отношения. Я про нее мало сказал, но она мне дорога так же, как и Лена с Зоей и Олей.

— Вы уехали в Штаты в 1994-м. Никогда не жалели?

— Я никогда не собирался эмигрировать. И, думаю, останься в Минске, наверное, спился бы со всеми моими старыми друзьями.

Надо понимать, что моя семья — папа, мама и брат с женой и дочкой — эмигрировали в Израиль в 1990-м. Я тогда категорически отказался.

Потом вторая жена подала заявление на Штаты. Понимаете, есть люди, которые никогда не любили советскую власть. Мой папа, кстати, тоже был из таких. Он пережил погромы в гражданскую и репрессии в сталинские годы и, понятно, не испытывал никакого пиетета к СССР.

Жена с дочкой улетели в 1993-м. И даже когда дочь звонила и спрашивала: «Папа, когда ты приедешь?», я все равно никуда не хотел.

Но вот поехал и не жалею. Получил новую работу и новую мотивацию. Хотя США не стали моей страной, но я им благодарен и не могу сказать про них ни одного плохого слова.

Многие, особенно эмигранты из бывшего СССР, очень любят ругать Штаты. Тут и медицина дорогая, и коррупция, и кумовство, да и преступность. Это все здесь тоже есть.

Но, как я учу в шахматах, есть и стратегия. На одном фланге у тебя лишняя пешка, на другом — оперативный простор. И тебе самому выбирать и решать, как поступать.

— Страна дает возможности?

— Безусловно. Но мне еще и повезло. Как только приехал — тут же встретился с Евгением Моисеевичем Геллером, автором нашей знаменитой «Спортландии».

Он был доцентом и преподавателем в институте физкультуры. Удивительный человек, большого мужества, ума и доброты. Прошел минское гетто, бежал оттуда. По дороге встретил священника, и тот одел на него крестик. Сказав, что тот теперь будет его, иудея, защищать. И ведь защитил, он выжил…

Геллер очень много сделал для меня, помог с работой, устроил в еврейский центр, на который я сейчас смотрю из окна своей квартиры. Я начал работать в клубе шахмат, хотя до 30 лет совсем в них не играл и даже правил толком не знал. А сейчас работаю с приличными мастерами.

Если бы раньше мне кто-то сказал, что я буду счастлив в шахматах, то я очень этому удивился бы. Я и шахматы. И в Нью-Йорке. Вы серьезно?

Но ведь это так…