11.10.24 08:56

Как зарождалось «Динамо»? Слово настоящему зубру нашего хоккея

Экс-игрок минского и московского «Динамо» Анатолий Беляев — в проекте «Old School».

#Самимынеместные — в семидесятых такой хештэг мог стоять в профиле практически любого хоккеиста минского «Динамо». Флагман белорусского хоккея создавался буквально по кусочкам — и был своеобразной сборной Советского Союза, вернее, России, и, конечно, не первым ее составом.

Анатолий Беляев представлял в нашей Dream Team Свердловскую область, а конкретнее — Новоуральск. Что, вы не слышали о таком месте?

И немудрено. Закрытый уральский городок под названием Свердловск-44 (так он тогда назывался) совсем не заботился о своей популярности, разделяя судьбу с еще десятком таких городов СССР, выпускавших продукцию стратегического назначения.

— Да, Новоуральск не был показательным в плане экологии, но кто тогда обращал на это внимание? Главное, что снабжение в нем было по высшему классу — как в Москве. Только оттуда во все концы России расползались колбасные электрички, а в Новоуральск и сейчас попробуй попади. Про советское время я и не говорю. Как мы шутили: «Живем за границей, отгороженной от страны колючей проволокой».

Виной всему завод, работавший на атомную промышленность. И я, игрок команды «Кедр», выступавший в группе «Б» всесоюзного чемпионата, числился там контролером измерительных приборов — в одном из элитных цехов. Знаю, понятно, только понаслышке, что там все ходили в белых халатах.

— Но как же вы оказались в Минске?

— Тренерам свердловского «Автомобилиста» я не приглянулся — о чем потом они, кстати, жалели. Раз так, то после окончания школы поехал поступать в Минск, где учился мой земляк, давший лестную рекомендацию и городу, и тамошнему институту физкультуры.

И в самом деле: столица БССР произвела впечатление. Правда, первые полгода сильно тосковал по дому. Потом поехал на Новый год в Свердловск, но выдержал там только неделю и вернулся в Минск. Уже как к себе домой.

Чистота — простите за банальность, порядок, отличное снабжение, люди спокойные, даже одетые по-другому. Все как в нормальном европейском городе — и это, конечно, очень располагало.

Начинал играть в СКИФе, а затем меня пригласили в «Торпедо» — оно тогда выступало в первой лиге.

СКИФ

— На автозаводе, видимо, речь о цехе с белыми халатами не шла.

— Нет, конечно… Кем же я числился? Слесарем-авторемонтником, что ли… Там, понятно, я тоже не появлялся. Зарплату мне положили 160 рублей. А для студента это просто фантастика. Богатый человек!

— Можно было бы и ребятам из цеха проставиться. Хотя бы познакомиться.

— Можно, только времени не было. Это сейчас хоккеисты чистюлями стали, в тренажерных залах пылью дышат, а раньше все было на улице и в лесу. Кроссы, прыжки, валуны, партнеры на плечах, подтягивания на ветках деревьев. Правда, это не помешало нам вылететь во вторую лигу.

А потом, в 1976 году, мы стали динамовцами. Хотя нам, молодым, если честно, было все равно, как называлась команда. Помню, первый турнир при новом названии мы ознаменовали достойным образом. Победили в Череповце — на призы космонавта Беляева. Я там был признан лучшим игроком. Чувствуете нетривиальность момента?

— Чувствую, что вас должен был удивить цвет тамошнего снега — синий или красный. Но точно не белый.

— Это вы еще в Новокузнецке не бывали! Я, когда работал начальником «Динамо», приехал туда вместе с командой — аккурат перед Новым годом.

А у них в это время на комбинате шла плавка — над ним повисло такое тепловое облако, что в город реально пришла весна. А назавтра, когда это все рассосалось и температура вновь опустилась за 30 градусов мороза, Новокузнецк встал.

Встал весь транспорт, который ночевал на улице — мороз схватил колеса машин, и они примерзли к дороге. Жаль, в то время не было мобильных телефонов — я такого зрелища больше никогда не видел.

Но вернемся в семидесятые. Надо признать, что в «Динамо» команда перешла на новый уровень, тут все было профессиональнее. Нас поставили на довольствие, я получил погоны лейтенанта пограничной службы. Хотя в то время еще учился на последнем курсе института.

Ну и, конечно, тренер — Виталий Иванович Стаин раньше играл в московском «Динамо» и был учеником самого Аркадия Ивановича Чернышева.

Виталий Стаин

Стаин, конечно, человек уникальный. Ему сейчас 87 лет, и он до сих пор ведет активный образ жизни и работает консультантом в «Сибири». Но он всегда был таким — практически эталонным. Например, алкоголь отрицал начисто.

Только один раз видел его выпившим, да и то слегка и на радостях — когда мы в Саратове обыграли местный «Кристалл». А это, поверьте мне, было непростой задачей. Волжане постоянно были в числе лидеров первой лиги.

— Но тогда вам еще предстояло в нее вернуться.

— Именно поэтому Стаин сразу взял быка за рога — уже на первых тренировках дал нам очень приличные нагрузки, чтобы посмотреть, на кого можно рассчитывать.

Ряд игроков отчислили, но костяк сложился такой: Коля Костин — капитан команды, Николай Толкачев, Иван Кривоносов, Валентин Власов, Борис Косарев, Володя Семенов, Толя Варивончик — он был единственным белорусом в команде.

С Анатолием Варивончиком

Кстати, когда мы вышли в первую лигу, то тройка Косарев — Власов—Кривоносов за полсезона не проиграла ни одного микроматча!

— Поездили вы по стране немало. Какие-то города наверняка запомнились особенно.

— Прямо скажем, Минск в этом ряду всегда стоял особняком. Как Рига, как Киев — это все-таки были города другого уровня.

А, например, Прокопьевск, где играл «Шахтер», возглавлял этот рейтинг с другой стороны. Понятно, город рабочий, трудовой, хоккеисты стояли там на зарплатах в шахте и материально были обеспечены очень хорошо. Но…

Когда впервые приехал в Прокопьевск, то подумал, что это город голубых. Угольная пыль настолько впитывалась в ресницы, что мне казалось, будто все болельщики их красят. Впрочем, приглядевшись к их одежде, а все они поголовно были экипированы в бушлаты — грязные и закопченные, понимал, что это не так.

Форме нашей ноги приделали… После вечерней тренировки приходим на раскатку, а ее и след простыл. Что делать? Другой экипировки у нас не было. Спасибо славной шахтерской милиции, она быстро все отыскала, и игра вечером все-таки состоялась.

Гостиница там была соответствующая, типа пионерского лагеря. Две комнаты на четыре человека, остальные — на десять-пятнадцать.

Как-то был дежурным и вместе с нашим врачом пошел за сухим пайком на дорогу. А перед этим решили поесть в гостиничном ресторане.

Сели, позвали официантку. Идет — передник грязный, сама в шапке непонятного происхождения. Без зубов, и папироска торчит изо рта. И приветственно улыбается. Но почему-то аппетит у нас уже пропал.

Пошли на кухню и, стараясь не смотреть по сторонам, взяли томатный сок в пакетах, хлеб и какую-то ветчину — не очень большой кусок, он казался съедобным.

И потом мы, как наши пленные красноармейцы в фильме «Судьба человека», все это резали — каждому досталось по небольшому бутерброду по-прокопьевски.

Впрочем, питание было еще не самой большой проблемой. Хотя, понятно, о мишленовских ресторанах в подобных городах никто и не слыхивал.

Таких тараканов, как в Саратове, я не видел больше нигде. Здоровые, как саранча. И ловкие, как их коллеги из известного кинофильма «Бег». Внуки или правнуки, тут уж тяжело было понять.

Сидишь за столом в одноименной гостинице, думаешь: ну как они к тебе в суп теперь попасть смогут? Ан нет, мгновенно взбираются по стене на потолок и пикируют прямо в тарелки. Нам вообще казалось, что они в местном цирке выступают. А в гостинице просто живут, так же как и мы.

В Ташкент мы приезжали обычно под Новый год — за два-три дня, чтобы акклиматизироваться. Тут же на рынок. А там — арбузы, дыни, виноград, гранаты… Местные хитрые, видели, что мы хоккеисты, и загоняли в арбузы селитру. Мы потом с толчка не слазили. Зато гостиница была шикарная. Ну и город, который после землетрясения отстраивал весь Советский Союз, расцветал на глазах.

Команда называлась «Бинокор», по-узбекски — «Строитель». Эта строительная организация обладала хорошими финансовыми возможностями. Тренер у них был из Новосибирска, приглашал классных хоккеистов, и играть с ташкентцами всегда было непросто.

Наши коллеги динамовцы рассказывали, что и футбольный «Пахтакор» был не подарок. Назначали игры днем, в самое пекло, и приезжая команда просто умирала под палящим узбекским солнцем.

— С кем из футболистов-динамовцев дружили?

— С Сашей Прокопенко. Как игрок он был очень умный. Говорил, что знает много футболистов, которые могут только бегать. Он и сам проделывал немалые объем работы, но всегда знал, в каком месте надо оказаться для того, чтобы забить или отдать голевую передачу. Это называется — игровой интеллект.

Александр Прокопенко

— Теперь мы знаем, кто выпивал с Прокопенко.

— Мы большей частью на сборах-то и встречались. У них тренировки, у нас… Понимаете, если человек имеет дефект дикции, он очень стесняется. Когда Саша пытался о чем-то рассказывать, то окружающим было тяжело его слушать, не хватало терпения. Когда он заикался, те старались вставить недостающее слово. И он замыкался.

А когда Саша принимал, то речь у него лилась рекой. Спиртное его расслабляло и помогало в коммуникации с окружающими.

Очень жаль, что его не смогли спасти в том ресторане. Надо было только перевернуть и встряхнуть хорошо, кусок шашлыка бы и выскочил.

— Следует полагать, хоккеисты-динамовцы тоже любили зайти в злачное заведение дружной компанией.

— Мы настолько надоедали друг другу на всех этих дальних выездах и перелетах, когда только искры не хватало, чтобы вспыхнуть, что по ресторанам компанией точно не ходили.

Мы уважали тренерский корпус. Да и буковка «Д» говорила, что мы не какая-то банда.

— Это да, достаточно почитать воспоминания людей, знавших вашего московского одноклубника Александра Мальцева. Его, кажется, все милиционеры столицы знали.

«Прокопенко заезжал за мной, а Мальцева я возил сам»

— Ну, такие люди — это совсем другая история. Как и Валерий Васильев. Другая планета. Тогда членов Политбюро не так знали, как игроков сборной СССР. Тем более таких харизматичных, как Саша и Валера.

Я отыграл в московском «Динамо» сезон-1977/78. Так что знаю, о чем говорю. Как там оказался? Дело было так — на турнире играли с московским «Локомотивом», и я забросил две шайбы. Матч видел Тихонов, тогда уже принявший ЦСКА, и порекомендовал меня Грабовскому, возглавившему рижское «Динамо» после него. Но тут вмешался Чернышев, и я оказался в Москве.

Так вот, игроков сборной в то время болельщики в буквальном смысле носили на руках. Да чего там, и в команде к тому же Васильеву относились с громадным уважением. На сборах: «Тихо, Валерий Иванович отдыхает!»

А когда он выходил на раскатку перед матчем после похмелья, его боялись все команды Советского Союза. В такие вечера он играл особенно жестко.

Но он был не злым, а справедливым. Когда своим доставалось на тренировке, говорил так: «Это я вас еще не колочу, просто готовлю к соперникам. Они будут играть еще жестче».

Считаю, что Мальцев и Васильев были круче, чем Тони Эспозито и Бобби Кларк. Они техничнее. Хотя игрок номер один для меня — это Владимир Викулов.

Владимир Викулов

Есть люди, которых можно обучить. А вот он был чистой воды солистом — брал и сам исполнял свою партию. Как оперный певец. И им можно было только любоваться.

Как и Борисом Александровым. Но тот носил кличку Гаденыш — он мало считался с мнением окружающих и был весьма самовлюбленным и высокомерным типом. Поэтому Викулов мне нравится больше.

Но после окончания карьеры Володя так и не нашел себя в жизни. Да и Мальцев, по большому счету, тоже. Владик Третьяк ему помог, и сейчас он чувствует себя более или менее.

Очень тяжело все начинать сначала. Ведь популярность того же Мальцева распространялась и за пределы СССР. Как-то он рассказывал, что ему целовали руки проститутки из Финляндии, Швеции, Канады и Америки — он везде был узнаваем и легендарен.

А потом, как и остальные, страдал от этого, не мог себя найти в жизни.

— Наши местные звезды обладали такой же популярностью?

— Самым популярным был Валера Студенков — фактурный, симпатичный, гармоничный, с хорошим броском. И играл здорово — забрасывал не меньше нападающих.

С Валерием Студенковым

Ну и Боря Косарев тоже неплохо котировался. Он тоже всегда много забивал.

Когда мы в 1980 году вошли в высшую лигу, то это стало огромным событием для наших болельщиков. Точно не меньшим, чем когда сборная Беларуси стала четвертой на Олимпиаде 2002 года.

Но задержаться там, конечно, было трудно. Все-таки у наших соперников было обеспечение на порядок лучше. Там команды были любимой игрушкой у местных властей.

— Вас ведь тоже любили в Минске.

— Не спорю, но ровно до тех пор, пока речь не шла о материальных возможностях. Да, нам давали квартиры. Выделяли автомобили, которые еще надо было купить. Но зарплаты по сравнению с другими командами были невысокими — особенно профсоюзными. Казань, Челябинск, Горький…

То же московское «Динамо», например, регулярно ездило в зарубежные турне, и каждая такая поездка, по сути, отбивала годовую зарплату. У нас таких возможностей не было, да и Польша не Канада и не Штаты…

— Ну а если бы вам платили в три раза больше, то вы бы, соответственно, лучше бы и играли?

— Я не об этом. Были же варяги, которые искали лучшей доли. И хотели хорошо заработать.

— Стаин говорил в интервью, что понимал необходимость усиления, но хотел отдать должное ребятам, завоевавшим путевку в высшую лигу.

— Думаю, он все-таки лукавил. Просто не сумел найти понимания вверху. В то время игроки высокого уровня зарабатывали 1500-2000 рублей в месяц. БССР же таких условий сверх привычного набора трехкомнатная квартира — машина «Волга» предложить не могла.

— Главной своей ошибкой в предсезонной подготовке Стаин считал проведение сборов в Цахкадзоре, в условиях среднегорья.

— Туда обычно летали пловцы, и для них это был хороший вариант. Когда они спускались на равнину перед каким-то крупным турниром, то результаты у них улучшались. Но нам-то надо было держать форму весь сезон!

«Динамо» на сборе в Цахкадзоре

Когда вернулись в Минск, то вместо подъема команда оказалась в такой функциональной яме, что Стаин только за голову взялся. Вся предсезонная подготовка коту под хвост. Мы до Нового года не могли прийти в себя.

— Интересно, что вы испытывали, когда уступали практически всем соперникам.

— Жгучий стыд… Самое обидное — это физическая несостоятельность. Ты хочешь, но не можешь. Как в фильме про старика Хоттабыча — только мы были в роли той команды, которая пропускала в свои ворота один мяч за другим.

Потом более или менее оклемались, но было уже поздно. Нам очень не хватало двух-трех бывалых игроков, у которых имелся опыт высшей лиги.

Потом мы вернулись в первую лигу и продолжили там у всех выигрывать. А народу что — ему приятно, когда команда побеждает. Это только усиливает желание заполнять трибуны.

— Прямо минское «Динамо» нынешней поры.

— К сожалению, «Динамо» не воспитало ни одного хоккеиста, который был бы сегодня лидером столичного клуба. Они чуть оперились — и куда? В Канаду!

— Ребят трудно осуждать, на их месте вы поступили бы так же.

— В 1977 году мы приехали в Америку в составе московского «Динамо» играть с фарм-клубами команд из НХЛ и студенческими сборными. В большей части матчей мы победили без особенных усилий.

И вот нам троим — мне, Леше Фроликову и Васе Паюсову — предложили остаться в Штатах. Представители студенческой ассоциации были уверены, что через фармы мы можем пробиться и в главные клубы НХЛ.

Ну, как предложили? Канадцы говорили с руководством команды, оно нам уже потом сообщило. Конечно, ни о какой заокеанской карьере и речи не было — не те времена на дворе.

— Шансик.

— Не жалею ни капли. Но я и в московском «Динамо» не закрепился. Есть такая хорошая пословица: «Лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе».

Жил я на базе в Новогорске, а все мои ровесники и даже ребята помладше в Москве. Поговорил с Юрзиновым, тот отпускать не хотел, даже решил вопрос с квартирой. Но я уже был настроен на Минск. Ну и Стаин меня все время обрабатывал. Мол, боремся за выход в высшую лигу, и ты нам здорово поможешь.

— Ошибка?

— Считаю, что нет. Если невеста уходит к другому, то неизвестно, кому повезло. Хотя я счастлив, что выступал в одной команде с такими прекрасными игроками, как Мальцев, Васильев и братья Голиковы.

— Лучший матч вашей жизни?

— С ЦСКА в Минске на турнире на призы «Советского спорта». В воротах стоял не Третьяк, а Тыжных. Мы хорошо тогда играли, и с моей передачи кто-то из наших забросил. Проиграли 2:4.

— Думал, назовете Беларусь — Швеция. Вы тогда были начальником команды.

— Конечно, игра была уникальна. Все застыло в равновесии при счете 3:3. Тогда ведь как получилось? Борта белые, никаких надписей нет, а чуть выше бортов людское море — черного цвета.

И когда шайба поднимается выше борта, то она сливается с темной массой, и Сало ни черта не было видно.

Вова Копать отбрасывал шайбу, потому что мы все на скамейке орали невообразимым образом, чтобы он разрядил обстановку. Он бросил ее парашютом, и когда шайба вынырнула из темноты, то у Сало оказались лишь мгновения на размышление.

С Владимиром Копатем в Солт-Лейк-Сити

Он выбирал — то ли отмахнуться, то ли поймать — и, в конце концов, остановился на самом плохом варианте — уклониться. Но шайба попала в шлем и отскочила в ворота.

Скажу словами Андрюши Дмитриева: «Голы этим самым не пахнут, Анатолий Иваныч».

— Однако пенсию вы проводите все равно как в старые добрые новогорские времена — за городом.

— И мы с женой довольны такой жизнью. Когда надо, выбираемся в город. На хоккей не хожу. Не приглашен, да и не испытываю особенного желания. Уважаю всех имеющих отношение к хоккею. Даже тех, кто ходит в подмастерьях и занимается подкатками. Развелось проходимцев…

Трудоустроились все сантехники, парашютисты и водолазы.

Раньше нас устраивали на их специальности, а теперь они — на наших. Чудно, да?