Кажется, в жизни Леонида Либермана все сложилось именно так, как и было нужно. Несмотря на все повороты его судьбы. Вначале та упорно тащила его в борьбу, а потом давала шанс кардинально поменять место жительства и продолжить карьеру в загадочной стране, где позже оказалась почти вся его семья.
Но он выбрал Минск, где живет и по сей день, преподавая на кафедре борьбы родного университета физической культуры. По-прежнему оставаясь в курсе всех спортивных новостей — что в стране, что за рубежом.
А еще у него есть масса историй из жизни тех, кого многие из нас видели только по телевизору. Впрочем, когда-то и он, начинающий спортсмен, с трепетом вклеивал в тренировочный дневник фото легенд советского спорта, едва ли задумываясь о том, что потом они станут его близкими друзьями…
— Спорт я преследовал с детства. А меня, в свою очередь, Григорий Абрамович Козовский — тренер по борьбе. Я и велоспорт попробовал, и греблю, и футбол, но Козовский твердил лишь одно: «Не занимайся ерундой, ты родился для борьбы».
Хотя в футболе у меня тоже получалось. Раньше был такой турнир среди ЖЭСов — «Кожаный мяч». Так вот в республике мы стали вторыми — после минской «Чайки». Они потом на Союзе выиграли, а мы заняли десятое место среди двадцати двух команд — считаю, неплохой результат. Я там играл защитником, и довольно успешно. Приглашали в футбольную школу, но Козовский переубедил. Пошел-таки я на борьбу.
Но с футболистами я всегда дружил — особенно с Сашей Прокопенко. Был первым, кому он позвонил с вокзала, когда вернулся из олимпийской Москвы. «Все, едем замачивать медаль».
А он же попал в олимпийский состав случайно — Сашу вызвали на сбор, что называется, для массовости. А когда в спарринге второй состав, где играл Саша, убедительно набил первому пять штук, то впечатленный Бесков сказал ему: «Все, едешь на Олимпиаду!»
Саша в Москве немного сыграл, но медаль получил по праву. Я ему все время повторял: «Главное, закрепись у Бескова в сборной, через два года чемпионат мира — ты должен там сыграть».
Саша не спорил, все понимал. Следующий матч после паузы у них как раз должен был быть с киевлянами, и он твердил: «Вот посмотрим, как Бессонов против меня сыграет». Меня его настроение радовало. Всегда же хочется верить в лучшее, в то, что какой-то судьбоносный момент в жизни человека делает его абсолютно другим, дает новые стимулы.
Александр Прокопенко с сыном Дмитрием
А потом смотрю телевизионную трансляцию и понимаю, что раз Саши нет в стартовом составе, то и до Киева он точно не доехал…
Только вырвется из Стаек со сбора — все, ищи ветра в поле… Прокопенко в этом плане был похож на своего соседа по дому на улице Маяковского Петю Василевского — я с ним потом учился в Москве в Высшей школе тренеров.
Тот какое-то время мог держаться, но потом все — срывался и уходил в такое пике, что на него страшно было смотреть… Никакие уговоры не действовали, я и до сих пор не знаю, как с этой бедой можно справиться.
Олега Караваева — нашего легендарного борца, ставшего в Риме-60 олимпийским чемпионом — тоже знал весь Минск. Тем более машин тогда было немного, а он, молодой парень, рассекает на самой крутой из них — двадцать первой «Волге». Белой с черной крышей, единственной такой в городе.
Парень отличный, душа нараспашку, как и Прокопенко, но тоже не мог устоять перед этой болезнью.
Я, когда поступил в институт физкультуры в Минске, жил в общежитии на Якуба Коласа. Рядом гастроном «Звездочка», и я там часто встречал Караваева. Тот просил одолжить ему то три рубля, то пять.
И вот как-то мы встретились в спорткомитете, и он мне втихаря отдает долг. А Михаил Мирский — наш знаменитый тренер, отец всей белорусской борьбы — это заметил и подозвал к себе: «Вот такие, как ты, Леня, нашего чемпиона и споили». А как мне не дать эти рубли Караваеву, как ему можно отказать? Я ж пацан перед ним, мне за честь только…
Олег Караваев третий слева, Леонид Либерман третий справа
Слава. Одни могут с ней совладать, а другие нет. Слабые они в этом плане, не могут найти себя в жизни после спорта. Хотя тренером Олег был хорошим, это все подтвердят. Но генетика — страшная штука, его папа и старший брат здорово выпивали. С них все и пошло…
У людей разные судьбы бывают. Мой лучший друг Саша Колчинский — двукратный олимпийский чемпион в тяжелой категории. Для Украины он все равно как для нас Александр Медведь. Я раньше в Киеве больше бывал, чем в Минске — настолько мы с ним неразлучны были.
Два раза был свидетелем на его свадьбах, третий уже не согласился: «Алик, я, наверное, невезучий для тебя в этом плане». Тоже человек отличный, душа любой компании. Но опять же — любил выпить, не сильно соблюдал режим после ухода из большого спорта и умер от сердечной недостаточности. В 47 лет.
— Помнится, он еще и срок получил за рэкет.
— Да, было и такое. В девяностые жизнь у всех кардинально изменилась. Но, уверен, Саша ни в чем не виноват. Так, одного бизнесмена за галстук прихватил. Как он мне говорил — за долги. Тот написал заявление и сам уехал в Америку. А на Саше решили показать всем пример и дали семь лет. Он сидел под Донецком и часто мне оттуда звонил.
Я ему говорю: «Алик, что ты все время ночью звонишь, давай утром. — Да понимаешь, я отсюда только в такое время и могу тебе набирать».
А потом ему помог Кобзон, на которого в Москве вышли наши ребята. Иосиф Давыдович хорошо знал Кучму — еще по Днепропетровску, где они оба учились.
Он приехал в Киев, зашел к украинскому лидеру и сказал: «Леня, у тебя что, так много олимпийских чемпионов, что они по тюрьмам сидят?» Ну а дальше технические моменты пошли — жена Рая написала просьбу о помиловании. Я уже в Донецк собирался навещать его. А в итоге поехал в Киев, потому что Сашу помиловали, и там мы все вместе его встретили.
Александр Колчинский второй справа, Леонид Либерман третий справа
Кобзон ведь сам в молодости был боксером, спортсменов знал и любил. Я, кстати, тоже жил спортом, читал все, что писали в прессе о спортсменах.
В тренировочном дневнике у меня была фотография Романа Руруа — выдающегося борца, олимпийского чемпиона и четырехкратного чемпиона мира. Тогда, пацаном, я и не предполагал, какую роль он сыграет в моей будущей судьбе.
Козовский оказался прав — борцовский талант у меня имелся. По юношам, а потом и по молодежи, я бы лучшим и в Союзе, и в Европе. Потом уже начал побеждать и на турнире Поддубного — очень представительном, где боролись взрослые мужики и конкуренция была не меньше, чем на чемпионате Европы.
В «Советском спорте» про меня написали: «Он без долгих разговоров победил всех юниоров. А потом, набравшись сил, взрослых тоже победил».
На Спартакиаде народов СССР 1971 года занял второе место после Анатолия Назаренко — чемпиона мира. На чемпионате Союза картина повторилась: он первый, я второй.
А в 1973 году Назаренко поехал на чемпионат Европы в Финляндию и повез с собой валюту — дело небезопасное, но довольно обычное для тех времен. Но, видимо, тот, кто ему ее продал, рассказал об этом компетентным органам, и до Хельсинки Толя просто не доехал. Естественно, речь о его выступлении на чемпионате мира в Тегеране, который должен был состояться через три месяца, уже не шла.
Кого посылать? Кандидатуры две. Я и Володя Нечаев. Тот вначале боролся в Минске, а потом его сманили в Ростов. Старшим тренером сборной тогда был Владимир Степанович Белов, у которого я тренировался в «молодежке». Он меня отлично знал, назначил капитаном той команды и, понятно, на меня полагался. Все остальные тренеры — преимущественно россияне — были против.
За меня был только один член тренерского совета — тот самый Роман Руруа, недавно закончивший спортивную карьеру. Почему-то он ко мне очень хорошо относился. Это все и решило. И поэтому я ему остался благодарен на всю жизнь. До сих пор с удовольствием летаю к нему в гости в Грузию.
С Романом Руруа
На чемпионате мне поставили задачу войти в тройку. Турнир проходил на стадионе, жара сумасшедшая, и многие просто не выдерживали эти девять минут схватки. Прихватывало печень так, что люди просто теряли способность бороться.
Жребий мне выпал замечательный — начал я сразу с трех призеров минувшей «Европы». Вначале чемпион — швед Андерсон, потом финн Манин — третий призер, а затем серебряный призер болгарин Иванов. Всех победил, добрался до главной схватки за золото.
Там меня уже ждал югослав Ненадич — призер Олимпиады в Мюнхене. А президент Международной федерации борьбы Милан Эрцеган — его соотечественник.
Перед финалом подходит Николай Пархоменко — тренер Шамиля Хисамутдинова — и говорит: «Леня, схватку они заберут». А тогда сделать это было очень легко — даже если ты ведешь в счете, тебе навешают предупреждений за пассивность, и все.
Белов посоветовал бороться так, как я умею. Как на тренировке.
— А каков был ваш стиль?
— За что я не люблю нынешнюю борьбу, так это за то, что, проведя один прием, борцы тут же начинают защищать полученные баллы. Это довольно унылая картина, от созерцания которой радости нет никому.
Я же всегда боролся в атакующем ключе. И, самое главное, у меня имелся коронный прием — как подкрутка у Саши Каршакевича. До сих пор твержу всем ребятам: если у тебя есть «коронка», которую ты делаешь лучше всего, то в самый необходимый момент она тебе поможет.
Валерий Резанцев — двукратный олимпийский чемпион — валил соперников одним приемом — переводом в партер толчком, так называемым «бычком». Все о нем знали, и никто не мог с ним ничего поделать.
Карелин тоже не шокировал противника богатым арсеналом технических приемов. Но как только того ставили в партер, Саша, чрезвычайно сильный физически, вытаскивал его «обратным поясом».
С Александром Карелиным
— Какой же коронный прием был у вас?
— Их было два. Первый — бросок с наклоном, а второй — перевод в партер, с обеих рук. Вышел я тогда на ковер, глянул на «юга», а он, похоже, мысленно золотую медаль уже на грудь повесил. Эрцеган сидит не в президиуме, как обычно, а рядом с руководителем ковра. Ну, то есть все на исходных позициях, все готовы к тому, что чемпионом станет Ненадич.
— А вот не надо тут нам…
— Именно так я и думал. Хотя, если разобраться, кто я такой? Мне только исполнился 21 год, и я впервые на таком большом турнире. Милану уже 30, он призер Олимпиады, двукратный чемпион Европы и двукратный призер чемпионата мира. И, понятно, очень хочет, наконец, стать чемпионом.
Я сразу взял балл, а потом мне судья выписал предупреждение — как и следовало ожидать, хотя я все время атаковал. А потом, за четыре секунды до окончания первого периода, я поймал Ненадича на свою «коронку». Туше.
Он, кажется, и не понял, в чем дело и почему все так быстро закончилось. Вставая, посмотрел на Эрцегана. Очень мне его выражение лица понравилось. У наших тренеров, понятно, оно было совершенно иным. Если ты ведешь по баллам, даже много, то судьи все еще могут что-то изменить, но если соперник оказывается на лопатках, то придраться уже не к чему.
— Неплохой старт карьеры.
— Слушайте дальше. Потом у Резанцева, еще одного динамовца, возникли трудности, как у Назаренко. Тоже стал невыездным.
Оба спортсмена очень хорошие, и бороться за них опять же было кому. Я тем временем выиграл турнир в Болгарии и должен был лететь на чемпионат Европы в Испании. На сборах в Алуште мне объявляют об этом решении.
А уже в Москве за день до отлета поздно вечером вызывают тренеры сборной и сообщают, что дисквалификация с ребят снята и в моей категории в Мадрид отправится Назаренко. Он, кстати, там и выиграл потом — Толя очень хороший борец был. И в том же 1974-м стал и чемпионом мира.
А следующее мировое первенство сразу по трем видам борьбы —классическая, вольная и самбо — должно пройти в Минске. Накануне на Спартакиаде народов мы с Назаренко боремся без преимущества кого-либо — он побеждает лишь из-за моего предупреждения.
Расстановка такова: решено, что БССР представят три борца — в каждом из видов. В вольной, понятно, Вася Сюльжин, в самбо — Валера Кардаполов. У нас Володя Зубков — ну, это по справедливости, он за карьеру четыре раза «мир» выиграл.
С Василием Сюльжиным (слева) и Владимиром Зубковым
В моем весе опять боролся Назаренко и спокойно победил. Не хочу хвалиться, но думаю, что на его месте я бы тоже особенных проблем не испытал.
На Олимпиаду в Монреаль в нашей категории, правда, поехал Володя Чебоксаров, тоже хороший борец. Это я к тому, что конкуренция в сборной была сумасшедшей. Если ты уже стал в ней номером один, то на «Европе» и «мире» гарантированно было проще.
Считалось, что туда чемпион СССР должен ехать только за золотой медалью. В крайнем случае — за серебряной. Но если ты на чемпионате Европы выигрывал лишь бронзу, то все, на карьере можно было ставить крест. На одно место в сборной претендовали пять-шесть классных борцов, и каждый из них делал все, чтобы реализовать свой шанс.
— Марк Славин — перспективный молодой борец из Минска — решил этот вопрос радикально, переехав перед Олимпиадой-72 в Израиль.
— Марк был моложе меня на два года, я его хорошо знал и всегда выбирал на тренировках как партнера. Он был интересным борцом, прогибом хорошо бросал и считался подающим надежды. С мамой своей познакомил. Тоже хорошая женщина, работала в парикмахерской недалеко от меня.
А однажды сказал, что они решили всей семьей уехать в Израиль. Кто ж тогда знал, как трагично потом закончится вся эта история — после захвата израильских спортсменов террористами в олимпийской деревне (Марк Славин был расстрелян в аэропорту при неудачной попытке освобождения. — прим Bet News)…
Марк Славин
— Вы, кстати, могли бы последовать его примеру и тоже перебраться в Израиль.
— Мои родители вместе с сестрой уехали в девяностые. Мамы с папой уже нет, а сестра до сих пор живет в Хайфе. Но тогда было проще, а в семидесятые такое не поощрялось.
И когда ко мне подходили из израильской федерации с подобными разговорами, то я их не поддерживал — в ином случае это доставило бы мне немало неприятностей.
Хотя в 1975 году, когда в Минск приехала израильская сборная, меня очень технично вывезли на Комсомольское озеро, где я имел разговор с председателем федерации. Это был богатый человек, и, понятно, он хотел, чтобы я выступил за Израиль на Олимпиаде 1976 года.
Человек был практичный. «Что ты здесь имеешь, Леня? — Однокомнатную квартиру — Всего-то? В Израиле у тебя будут дом и хорошая зарплата — это я тебе обещаю». Помню, как ребята из команды переглянулись, не в силах скрыть свою реакцию: «Эх, если бы нам такие условия…»
Он знал, что делал — думаю, что, выступая за Израиль, я бы не уехал с Олимпиады в Монреале без медали. И это не хвастовство, а реальная оценка моей тогдашней силы.
Помню, сказал тогда на озере, что подумаю, но что-то меня останавливало. Конечно, если бы уехал, то жизнь совсем по-другому сложилась бы. Боролся бы на чемпионатах мира, потом наверняка стал бы главным тренером национальной сборной… Впрочем, я остался доволен тем, как сложилась моя жизнь здесь.
— Кто был лучшим борцом из тех, кого вы встречали в сборной Союза?
— Хисамутдинов и Резанцев — это в мое время. А до меня, конечно, Виктор Игуменов — личность абсолютно легендарная. Пятикратный чемпион мира, которому просто чудовищно не повезло на двух Олимпиадах. Он обязан был выиграть.
Зато потом, став главным тренером сборной Союза, установил достижение, которое вряд ли кому-то удастся повторить. Ведомая им сборная СССР на Олимпиаде в Монреале выиграла медали во всех десяти весовых категориях, а семь ребят стали чемпионами. Ему за это орден Ленина дали.
Игуменов поставил тренировки на научную основу, врачи контролировали все наши нагрузки. Те были огромными, но строго рассчитанными, не от балды.
Затем Виктор Михайлович ушел из сборной, защитил диссертацию и сделал еще одну карьеру — уже третью, административную. Будучи на должности ректора Государственного Центрального института физкультуры, протянул меня в Высшую школу тренеров.
Дали запрос на двух человек — на меня и Колчинского. Но Игуменов был категоричен: мол, я вас знаю, вдвоем вы мне тут точно не нужны.
С Александром Колчинским
Ну ладно, я уступил свое место Алику, а у того, как всегда, оказался косяк. Он у себя в Киеве одному метростроителю на «Москвиче» так удачно заехал в зад своей «Волгой», что тот улетел вперед на полкилометра и потом еще в больнице лежал. Алику дали условный срок, а с таким наследством, сами понимаете, на курсы в Москву не посылают. Хотя он очень хотел.
Так что я один от борьбы поехал на эти курсы. Там уже познакомился и подружился с Сашей Мальцевым. Тоже, скажу вам, открытая натура, интересный человек.
— Да уж знаем. Больше хоккеистов не пил никто.
— Спорить не буду, в этом плане у ледового вида были хорошие традиции. Я вроде уже и многое видел, но Саша смог удивить и меня.
Выходим как-то из ресторана, я нормальный, а он уже сильно уставший. Отдает мне ключи от своей «Волги», говорит адрес, а сам ложится на заднее сиденье и мгновенно засыпает.
Как водитель Москву я тогда не знал вообще, а в конце восьмидесятых о навигаторах, понятно, речи не шло. Ехал как умел, и это, надо отдать должное, привлекло внимание милиции. За мной пристроилась другая «Волга»: «Водитель автомобиля 00-10, остановитесь!» Не поверите, меня это объявление больше обрадовало, чем огорчило.
«Как-то странно вы едете… — Как же мне ехать, если я города не знаю? — А кто это там у вас сзади спит? — Это хозяин машины». Они присматриваются: «О, так это ж Малец!»
— Страна знала своих героев.
— Это да. «Как же он нам надоел…» Я так понял, что Сашу знала вся московская милиция. А знаете, чем все закончилось? Сотрудник ГАИ сел за руль мальцевской «Волги» и, даже не спрашивая адреса, повез его домой. К большому моему облегчению…
Александр Мальцев
— У вас получилась неплохая тренерская и административная карьера.
— Сейчас я заведующий кафедрой борьбы в университете физической культуры, и меня эта работа вполне устраивает. Никогда не стремился к большим должностям.
Заслуженного тренера Беларуси получил за Фархада Магеррамова, ставшего вторым на чемпионате Европы. Там тоже интересная история вышла. Мне сказали, что все хорошо и документы уже готовы.
А потом звонит Саша Григоров, он тогда замом Владимира Рыженкова был. Думал, хочет поздравить, а он мне: «Не спеши радоваться — тут было мнение, что змс и зтр для одного человека — это слишком. Короче, отложили тебя в сторону».
Но дал совет: мол, если завтра до 12 дня ты решишь этот вопрос, то звание твое, и я подниму руки. И добавил, что в такое развитие событий мало верит.
— Это вызов.
— Когда у тебя есть друзья, то можно решить многие вопросы. Рыженков сидел на четвертом этаже, а Николай Шепелевич, возглавлявший тогда спорт в минском облисполкоме, на девятом. Не так уж и далеко.
А я работал у Николая Викторовича еще в то время, когда он возглавлял «Урожай». Я туда из ЦСКА перешел, довольно быстро понял, что армейский спорт — это не мое.
Да и Рыженков знал меня неплохо. Он был у нас в институте секретарем комсомольской организации и тоже работал в «Урожае». Так что потом Григоров руки все-таки поднял: «Мало того что ты теперь в списке награжденных, так еще и под первым номером».
— Вот умеете же вы…
— Под лежачий камень вода не течет. Если хочешь чего-то добиться, прилагай все усилия. Сто раз эта истина находила свое подтверждение.
Когда ехал работать в Индию, то друзья снова помогали. Но и я тоже прикладывал усилия. В том климате больше полутора лет никто не мог выдержать, а я продержался девять с половиной.
А все потому, что никогда не боялся трудностей. Вот смотрите — во время Великой Отечественной войны все же было труднее, чем сейчас. И как вели себя люди — одни сдавались, шли в полицаи, а другие вышли из тех испытаний героями.
Жизнь — она как спорт. Никогда нельзя сдаваться, как бы тебе ни было трудно. Упирайся, душу из себя достань, но поставленной цели достигни.
А сегодня смотрю на своих студентов и понимаю, что наше поколение было куда более целеустремленным. Я, Вася Сюльжин и Володя Зубков учились на одном курсе. А в 1973 году втроем стали чемпионами мира — случай, конечно, уникальный. Но и секрет прост: в зале мы разве что только не ночевали…
Условия, понятно, похуже были, чем сейчас. Но атмосфера… Папа Мирский был удивительным человеком, мудрым, все в жизни повидал. Через войну прошел, а сам никогда о ней не рассказывал. Только байки.
«Леня, ну что у вас за город такой, скажи мне? Приехал я в ваш Гомель, на вокзале чемодан только на минутку на пол поставил — билеты купить. И что ты думаешь? Ему тут же приделали ноги. Я его давай искать, но ты же знаешь Гомель — шансы там на этот счет нулевые. Правда, были и плюсы: я там Иду — будущую жену — нашел».
Старая школа, никаких накачек и высоких слов. Так, шутки-прибаутки. Но ведь побеждали…
Другие интервью в проекте «Old School»:
Сергей Макаренко: из немецкого лагеря мы бежали через трубу
Людас Румбутис. Железный литовец. «С Киевом играть было легче, чем со »Спартаком«
Быстрейший из быстрых. Невзошедшая звезда спринтера Сапеи
Леонид Бразинский: »Первыми советскими рэкетирами были гандболисты«
Ирина Железнова. »Играть в Афганистане отказались все. Кроме минского «Коммунальника»
Первая зимняя медалистка. Рита Ачкина: надо прожить еще пять лет
Непобитый рекорд. Ольга Клевакина: «Если бы не уехала в Солигорск, меня уже не было бы»
Культурный вид. Галина Савицкая: «Девчат Буяльского мы бы обыграли. При одном условии»
Молодая бабушка. Светлана Миневская: «Девочки, не ищите принцев. Всем не хватит»
Евгений Веснин: «Ментальность наших футболистов — удовлетворяться тем, что есть»
Надежда Тенина: «Когда вернулась с первого сбора у Турчина, меня не узнали»
Преследователь Быков. «В кассу за премиями Харламов шел с саквояжем»
Василий Сарычев: Миля буркнул, и я понял, что ему не до фени
Валерий Бунин. «Анонимок у нас не писали, все выясняли на кулаках»
Константин Шереверя: с Сашей Беловым наш РТИ стал бы чемпионом
Виталий Щербо: в уличных драках я был в первых рядах
Александр Лоссовик: как-то боролся с Фетисовым — без шансов
Фото: sportedu.by, kp.ru, br.de, fhr.ru, Федерация борьбы России, личный архив Леонида Либермана.
Поделиться:
4
0
0
