05.03.24 15:29

Калина красная машина. «Нас тренировали по системе Виктора Тихонова»

Интервью с Сергеем Кравцовым — чемпионом мира и Европы и заслуженным мастером спорта по парусному спорту.

Первый белорусский чемпион мира в олимпийском классе лодок с красивым названием «Катамаран »Торнадо« Сергей Кравцов умеет интересно рассказывать о любимом виде спорта.

Уверены, вы не знали, что наш »парус« в советское время был законодателем мод на одной шестой части земной суши. Что этот вид спорта имеет немало параллелей с хоккеем, а уж по экстремальности точно его превосходит. И что он закладывает много качеств, которые пригодятся в жизни каждому из нас.

— Вначале я пошел на хоккей — в шестом классе. Но затем у старшего брата, занимавшегося парусным спортом, не смог прийти на гонку напарник — и я его заменил.

Быстро ощутил разницу — там ледовая площадка, ограниченная сеткой, а тут — воздух, солнце, вода, ветер… Стихия, которую ты должен укротить. И каждая гонка не похожа на предыдущую — это понравилось больше всего.

»Наш вид спорта отнюдь не романтичен«. Татьяна Дроздовская — в проекте »Я так люблю«

— Вы сразу показали себя?

— Я был такой же, как и все. Прошел через кровь, нагрузки, даже безысходность — поверьте, для белорусского »паруса« это было вполне осязаемое понятие.

Спасало то, что у меня имелись хорошие гены — материнские. Мама всегда славилась своей упертостью. Ну и я такой же. Не получается, но терпишь и работаешь дальше. Когда тренируешься в такой команде, как белорусская, то цель очевидна.

— ?

— Сборная СССР. Все наши ведущие экипажи входили в ее состав. Причем, как правило, первыми-вторыми номерами. Ну, смотрите: Олег Сполан, Олег Мирон, Геннадий Страх — класс »Солинг«, Сергей Хорецкий — »Финн«, Александр Шпилько и Виктор Буданцев —»Летучий голландец«, мы с братом — »Катамаран «Торнадо», Михаил Маркин и Вячеслав Варначкин — 470, «Звездный» — Алексей Рощин и Евгений Калина — тренер нашей сборной.

— В чем особенность «Торнадо»?

— Конструкция проста — два поплавка, соединенные балкой. Посередине находится мачта: в этом принципиальное отличие нашего класса от всех других, где, по сути, лодки с парусом — с килем или без.

Надо понимать, что «Торнадо» — это самый скоростной класс, в котором нет времени на раздумья. И если где-то секундная заминка не будет критичной, то у нас это чревато серьезными неприятностями.

Представьте: лодки стартуют одновременно на расстоянии полуметра, и тебе надо на большой скорости лавировать так, чтобы не влететь в соседа.

Хотя справедливости ради надо сказать, что однажды на тренировке в Сочи в нас впилился виндсерфингист. Они тоже гоняют с очень приличной скоростью. Идем с братом себе спокойно, никого не трогаем, и вдруг сзади врезается какой-то чудак вместе со своей доской — как раз в то место, где крепится парус. И разрезает нам борт. А лодка шпонированная — по сути, та же скрипка Страдивари, материал для которой подбирается кропотливо и серьезно.

Лодка должна быть максимально легкой, да и весь механизм довольно хрупкий. Короче, вместе с мачтой отвалился и борт, и мы закончили тренировку, отправившись к берегу на том, что осталось от лодки. Затонули уже у причала.

С братом Георгием Кравцовым

— А от мастера виндсерфинга что-то осталось?

— На суше сказали парню все, что о нем думаем. Он жутко извинялся, и мы, добрые белорусы, не стали губить его карьеру. За порчу дорогостоящей лодки его бы «расстреляли» прямо на берегу — согласно суровым законам тогдашней советской сборной.

— Какой у вас все-таки экстремальный вид спорта.

— Самое интересное, что последние десять лет, когда гонялся на крупнейших международных стартах, на моей лодке не было уже ни единой царапины.

Понятно, всегда идет борьба, кто-то рискует, ты рискуешь, кому-то перекрываешь путь и задаешь невыгодную траекторию. Но класс экипажей настолько высок, что все успевают сориентироваться, и максимум, что может случиться, — это подача протеста после гонки.

Очень важна идеальная слаженность действий с другим членом экипажа.

Не могу, впрочем, сказать, что у нас была великолепная коммуникация с братом — мы с ним все-таки довольно разные по темпераменту люди. Хотя при этом умудрились выиграть и чемпионат СССР, и Спартакиаду народов в 1983 году.

Кстати, еще один штрих к портрету белорусской сборной тех времен — на той Спартакиаде мы стали первыми и в командном зачете. А я через два часа после награждения поехал в ЗАГС и женился на прекрасной девушке, с которой живу до сих пор. В ЗАГСе меня хорошо запомнили. Нашу гонку переносили три раза, и каждый раз жених просил: «А давайте на завтра, а?»

Излишне говорить, что свадьбу потом отмечала вся сборная. Прекрасный день, который вошел и в мою личную историю, и в историю всего белорусского спорта.

— Однако надо рассказать о том, кто вывел наш «парус» на такую высокую орбиту.

— Евгений Иванович Калина сам был успешным яхтсменом, членом сборной СССР еще с 1960 года и, переехав к нам из Украины, стал старшим тренером сборной БССР.

Харизматический человек. Уникальный. Мы его очень боялись и так же безмерно уважали. Он учил нас быть первыми во всем.

Евгений Калина (справа)

— Самая яркая его цитата?

— Не возьмусь ее переводить на общедоступный язык. Но это была наиболее доходчивая форма. Для наглядности могу сравнить его с Виктором Тихоновым — рулевым знаменитой «Красной машины».

Думаю, болельщики со стажем знают, какой суровый казарменный порядок существовал в хоккейном ЦСКА и сборной. Тихонов являлся там царем и богом в одном лице.

Калина был такой же. Его и уважали, и ненавидели одновременно. Он любил показать спортсмену его место. Этот пресс выдерживали отнюдь не все. Калина очень любил, когда люди делали то, что он говорит. И ни шагу в сторону без его ведома.

Лично я себя постоянно чувствовал как натянутая резина. И когда выходил на тренировку, то в строю должен был стоять первым и работать больше всех — особенно если Калина садился в катер, чтобы сопровождать нас на воде.

Он дрессировал нас так, что мы были готовы бегать по битому стеклу — белорусы славились высочайшим уровнем физической и психологической готовности.

Например, мы приезжали на юниорские соревнования, где в первый день были гонки, а во второй — сдача нормативов по ОФП. И если на воде мы могли выступить не очень успешно, то на суше легко доставали лидеров: физически белорусы были подготовлены лучше всех. У нас никто не подтягивался меньше 20-25 раз.

Бегали мы, как заправские стайеры — но только не по легкоатлетическим дорожкам, а по горам: Калина считал, что так полезнее. На сборах тренировались четыре раза в день. Шеф придумывал много видов самой разной физической нагрузки — потому что у нас все-таки специфичный вид спорта.

Каждая гонка — это отдельная история. На одной работают определенные мышцы, на другой — совсем другие. Причем самая тяжелая гонка — это та, где совсем слабый ветер. Там устаешь больше всего.

Калина грузил и мучал нас безбожно, но и порвать любого за нас тоже мог. Пример. Мы с братом выигрываем отбор на чемпионат мира 1983 года в Британии. Но федерация решает отправить туда украинский экипаж.

Ребята уже улетели в Москву экипироваться, украинские тренеры выехали вместе с лодками на острова. Калина отправляется к заму тогдашнего министра спорта СССР Николаю Русаку — нашему земляку. Не знаю, какие он приводит аргументы, но в итоге в Лондон летим мы. Там нас встречают украинские тренеры — с открытыми от удивления ртами. Мы лишь разводим руками и идем проверять уже привезенную лодку своих коллег: нам все-таки на ней гоняться…

— Как сложились ваши гонки на победном чемпионате мира 1988 года в Таллинне?

— В любом техническом виде спорта победа зависит не только от твоей готовности. Еще имеет значение и удача. И нам повезло — в первую очередь с парусом. Новозеландец продал нам парус — из тех, которые, что называется, шьются «для себя», а не на экспорт для таких стран, как наша. Поверьте, там совсем другое качество.

И этот парус дал нам возможность гоняться со всеми сборными на равных.

Второе — мы были настолько хорошо подготовлены, что фактически стали чемпионами уже после пяти гонок. В оставшихся двух могли вообще не выходить на старт — таких случаев в истории мирового «паруса», думаю, было совсем немного.

Нас очень здорово закалила многодневка в США, закончившаяся буквально за месяц до чемпионата мира. После нее уже точно ничего не было страшно.

Из Майами-Бич мы шли в Норфолк — это около тысячи миль. Для нас это был дебют, американские экипажи участвовали в гонке регулярно и, понятно, имели куда больший опыт. Мы же, признаться, мало понимали, во что ввязались.

Там были такие места, где подводное течение ударяется в подводный же скалистый разлом и потоком уходит в небо — все равно как в чайнике кипит вода. Ширина этой полосы метров двести, и миновать ее никак нельзя. А высота с мачту твоего судна — мы с таким природным явлением встретились впервые.

Тайминг тоже был непривычным — старт каждой гонки в 8 утра. Закончить ее можно в обед. Можно к вечеру. А можно и под утро — все зависит от ветра и течения. Иногда финишировали в 6 утра, часок подремали, а в 8 снова выходили в океан.

Нам потом показали газетную вырезку с названием «120 акул под русской командой». Иллюстрировало ее фото с самолета, где нас сопровождает огромная стая акул. Хорошо, что мы об этом только потом и узнали.

Так, маячит за тобой пара плавников, да руль время от времени вырывается, потому что под водой идут какие-то перемещения…

— Неужели не было страшно?

— Не боятся только дураки. Нам в первую очередь было интересно. Другим тоже — советский экипаж принимал участие в такой гонке впервые, и всех интересовало, дойдут эти ребята до финиша или нет. Многие, кстати, сходили.

По дистанции тоже имелось много чего занимательного — мы проходили знаменитый мыс Канаверал и видели ракетные пусковые установки. Но впечатлили нас не они, а два торнадо, которые нарисовались на горизонте. И если бы мы под них попали, то это закончилось бы, скорее всего, печально.

А еще не очень уютно, когда под лодкой оказывается скат диаметром в метров восемь. При том что катамаран шесть метров в длину и три в ширину — и вся эта не самая прочная конструкция может перевернуться в любой момент.

Постоянная балансировка на грани, между жизнью и смертью очень здорово прочищает мозги. Особенно если ты заранее не предполагал, что все будет так драматично.

Размышляли так: коммерческая гонка, можно выиграть денег в валюте. Что тут думать, надо участвовать!

— Денег выиграли?

— Да, три тысячи долларов за третье место. Поделили по-честному — на четверых. У нас еще были руководитель команды и запасной участник. Они все время перемещались параллельно нам по суше. И парадоксальным образом оказались в куда большем наваре, чем мы, которые все это время барахтались в водах Атлантического океана.

— Это как?

— Отдам должное нашим коллегам: они были очень любознательными и фиксировали на камеру едва ли не каждый шаг по гостеприимной американской земле. И Канаверал исключением не стал.

Но вот незадача: когда они проснулись утром в тамошней гостинице, то не обнаружили в номере своих ФЭДов — этих чудесных фотоаппаратов советского производства. Те исчезли самым загадочным образом — вместе с уже отснятыми пленками.

На всякий случай они пошли скандалить в администрацию отеля и, к своему немалому удивлению, получили компенсацию — новехонькие камеры Nikon, которые в Союзе имели просто невероятную ценность.

Но и мы, как потом выяснилось, оказались не внакладе: «на мире» не заметили ни один из 38 экипажей соперников. Хотя в Таллинн тогда приехали практически все сильнейшие яхтсмены мира.

С Юрием Коноваловым в США

— Отличная возможность побороться и за золото предстоящей Олимпиады в Сеуле. Кстати, какой результат вам планировали в спортивном министерстве?

— Первое-третье — мы сами под этим подписались. Потому что знали: медали нам не просто по силам, мы обязаны были их выиграть.

Хотя проблемы начались еще с путешествия лодок на Игры. Их отправили во Владивосток военным бортом и на месте поставили возле какого-то здания, которое потом начали красить, заодно покрасив и наш катамаран. После чего я три дня чистил его и заново шлифовал.

В Сеуле были тренировочные гонки, проходившие в Цусимском проливе между Японией и Кореей. Там сумасшедшее течение — такого больше нигде не встречал.

Все эти гонки мы проходили с таким отрывом, что второго экипажа даже не было видно. Но тогда стабильно дул средний или сильный ветер.

Мы оба довольно легкие, но я добавлял к своим семидесяти с чем-то кило еще пару. Можно считать — во мне было под восемьдесят. А Юра Коновалов вообще цыпленок — шестьдесят кэгэ, не больше. Все наши оппоненты — ребята ростом под 190 и весом 85-90 кг. Наш экипаж самый легкий, и для него сильный ветер — это минус. Но запас прочности был настолько велик, что нам это не сильно мешало.

Однако когда начался ураган, то ситуация изменилась кардинально. К сожалению, смерч подстерег нас в последний день соревнований.

После шести гонок мы шли четвертыми, в двух очках от первого места. Чтобы стать первыми, надо было обойти французов — так, чтобы между ними и нами оказалось еще два экипажа. Задача, сразу скажу, не представлялась невыполнимой.

Выходим на гонку, течение 120 метров в минуту — против ветра. Что это значит? Волна поднималась на высоту пятиэтажного дома, я за это время успевал сосчитать до девяти. Потом она уходила, и мы летели вниз — без опоры. В такой ситуации регулировка паруса чисто номинальна. От тебя, по сути, уже ничего не зависит.

На Олимпиаде в Сеуле

И вот в один из этих прыжков наша яхта перевернулась и ушла мачтой вниз. Но эта участь постигла многих — из 25 экипажей к финишу пришли только 12. Мы закончили предпоследними и в общем зачете откатились на седьмое место.

— Эх.

— Нельзя в поражении обвинять только стихию. Значит, и мы в чем-то недоработали. Хотя в четвертой гонке в той кипящей воде нарвались на бревно и не финишировали. Откуда оно взялось в заливе — ума не приложу. А тогда эта деревяшка просто сломала наш руль.

И получается, что из семи гонок в зачет нам пошли только пять. Не будь того злополучного бревна, то мы могли финишировать если не первыми, то вторыми-третьими точно.

Тогда нас боялись все. Основные соперники — французы — привезли команду из двух десятков человек. Три лодки и три экипажа. Они купили такое же оборудование, как у нас. Лодка была шведская, парус — новозеландский. Ну и еще было пару фишек, которые они скопировали.

Но все равно, считаю, мы были выше. Есть то, что нельзя купить. Мы не были богатыми, и советчиков умных у нас не было — ко всему шли своими умом и опытом. И в равной борьбе это перевешивает. Но не будем забывать про удачу — видно, в том году она посчитала, что хватит с нас Штатов и чемпионата мира.

— Гонки 1988 года вы проводили с Юрием Коноваловым — кажется, с третьим по счету вашим партнером в экипаже.

— Верно. Первым был брат, но мы с ним слишком часто ругались. Потом я гонялся с украинцем Сергеем Приймаком. Довольно неплохо — выиграли два Союза.

Но там была другая история: в какой-то момент его земляки начали тянуть меня в свою сторону. Мол, Серега, зачем тебе этот Калина? Давай к нам. Но тренера, как и родину, не меняют. И у нас с тезкой после этого начались разногласия. Тоже не дело.

С Сергеем Приймаком

Я стал оглядываться по сторонам, и тут меня пригласили в лодку к Юре Коновалову. Юру я знал, он был довольно сильным рулевым. Сам из Тольятти, его команда всегда неплохо финансировалась, спонсором являлся завод минеральных удобрений.

Мы с ним сели в один экипаж и начали выигрывать все подряд. Так случается, когда напарник не только хороший профессионал, но еще и подходит по психотипу. А у нас он одинаков. Мы оба очень спокойные, молчуны и даже во время гонок не особенно-то и разговаривали.

— Однако же поставленный спорткомитетом олимпийский план вы не выполнили.

— Надо понимать атмосферу тех дней. У нас в виндгляйдере — это парусная доска — был парень, который после трех гонок шел в конце второго десятка.

И вот традиционное утреннее построение. На нем объявляют, что этого члена сборной снимают с олимпийского турнира и отправляют домой — из-за невысоких результатов.

Хотя впереди у него четыре гонки, и все еще может неоднократно измениться. Но, видимо, руководство прикинуло, что кардинальных перемен в его турнирном положении не произойдет. Ну и всем остальным, кто был не так уж близко к призовым местам, тоже намекнули: завтра на его месте можете оказаться и вы.

Понятно, что нас не касалось, мы, кажется, шли третьими. Начальство было уверено, что в «Торнадо» медали от СССР никуда не денутся. Как и в обеих лодках 470. Ну и, может, получится что-то и в «Солинге». При этом раскладе выступление сборной можно было бы признать вполне успешным.

А в итоге вместо трех-четырех наград у нас оказалось только две. Братья Тыну и Тоомас Тынисте стали вторыми в 470, а у женщин в этом же классе бронзу завоевали Лариса Москаленко и Ирина Чуниховская.

Понятно, что выводы были сделаны незамедлительно. По возвращении из Сеула нас вывели из состава команды, забрали лодки и паруса. Само собой, и стипендии членов сборной.

Взамен выдали какое-то корыто — если хотите что-то доказать, то вот вам шанс. Ну, мы на нем и выиграли первые соревнования — Сочинскую регату. А так как там гонялись все лучшие экипажи страны, то лодку и паруса нам тут же вернули.

Подход, конечно, жесткий, но, думаю, очень правильный. Это сейчас за двадцатое место тебя погладят по шерстке и скажут: «О, неплохо!». А раньше до двух не считали.

С Федором Конюховым (справа)

Вот еще пример. Мы с братом в начале карьер в сборной СССР приехали на Кильскую регату. Там больше сотни экипажей, и что-то у нас не очень пошло. И вот всю советскую сборную выстраивают утром и говорят: «Так, сборники, если сегодня вы снова обо...сь, то вечером дружно отправляетесь домой».

А тогда у нас была суперкоманда. Виктор Потапов — чемпион мира, Яков Кливер — чемпион Европы. И лишь мы с братом — сосунки, которые только подтягиваются. И вот гонка — Потапов первый, Кливер третий.

А мы пятые. Из 120 лодок! Советская школа с ее кнутом и пряником работала идеально. Пряником, конечно, был старт за рубежом.

— В 1989 году вы стали чемпионами Европы.

— Этот чемпионат заслуживает отдельного рассказа. Начался он ужасно. Первая гонка — мы на 9-м месте. Понятно, что для нас с Юрой это провал. Сидим вечером вместе с тренером и представителем нашего спонсора из Тольятти. Грустим. И тут на столе как-то сама собой появляется бутылка водки Smirnoff. Трехлитровая такая — с удобной ручкой.

Но это сработало. Мы с Юрой отпустили все наши переживания, а потом отправились в номер. Спали как убитые. На следующий день мы уже первые.

— Знай наших!

— Но тут незадача: в третьей гонке нам снова не везет, финишируем седьмыми.

Что делает представитель завода минеральных удобрений? Он достает еще одну такую бутылку.

Понимаю, что эта история служит не лучшей рекламой нашего вида спорта, но из песни слов не выкинешь — назавтра мы снова побеждаем. И потом до конца гонки уже не упускаем первенства, хотя Смирнова в свою компанию больше не зовем. Он уже сделал свое дело.

С Юрием Коноваловым

— Потом были еще две Олимпиады.

— У любого человека есть пик, и после Сеула я почувствовал, что он у меня миновал. Внутри что-то сломалось. В Барселоне финишировали девятыми, в Атланте четырнадцатыми — уже в составе суверенной сборной.

— Что помешало вам потом стать таким же Калиной в новой белорусской команде?

— Ну, во-первых, я — не он. А во-вторых, мне никогда не хотелось быть тренером. Я — волк-одиночка. Хотя, признаюсь, все же попробовал этот хлеб.

Назначили старшим тренером нацкоманды, но я лишь убедился в том, что это не мое. Запала хватило на год и пять месяцев, после чего написал заявление по собственному желанию.

Я тот человек, который всегда говорит то, что думает. И если тренер слаб, то он узнает об этом не от кого-нибудь, а от меня. И если кто-то хочет только ездить на соревнования, но при этом никак не отвечать за результат, то такого человека в моей команде тоже не будет.

Однако нельзя воспитывать то, что не воспитывается. И я ушел.

— Куда?

— В никуда. Попробовал себя в бизнесе, хотя до этого не знал, что такое накладная. Но ничего, через пару лет освоился — все оказалось не так уж и сложно. Просто надо вникать во все процессы и жить этим делом если не 24 часа в сутки, то близко к этому.

Риск был только в самом начале, когда пришлось взять деньги в долг. Но вскоре я их вернул, ну а потом пошло-поехало…

— Было что-то экстремальное, сопоставимое с вашими гонками у мыса Канаверал?

— Как правило, все связано с человеческим фактором. Подстав хватало. Например, когда присылают брак. Когда не платят и скрываются. Когда воруют свои же. В бизнесе надо пройти через много разочарований, прежде чем обрести какую-либо стабильность.

Пока было интересно, посвящал себя бизнесу. Ну а потом решил отдать долги парусному спорту. Пришел в федерацию исполнительным директором — по приглашению своего товарища, председателя Олега Сполана, к сожалению, недавно ушедшего из жизни.

Олег Сполан

— Чем можете похвалиться на старом-новом месте?

— Любимое детище — это проект «Сила ветра», придуманный для популяризации парусного спорта. Создал клуб, в котором вместе с профессионалами тренируются и любители — с не очень большими членскими взносами.

Подключили наших российских коллег, они помогают с судами, в итоге довольны все — и мы, и они. У них лодки, у нас прекрасное место, где можно соревноваться — Минское море, о котором, к слову, они раньше даже и не знали.

Проводим регаты, семинары и видим, как зажигаются глаза у людей. Те, кто только познакомился с «парусом», влюбляются в него так, что после наших стартов рвутся и на зарубежные регаты. А наш вид спорта демократичен настолько, что можно начать заниматься им в любом возрасте и получать от этого огромное наслаждение.

— Вы до сих пор получаете?

— А как же, гоняюсь в этих регатах с сыном. Два раза дочка была в моем экипаже.