Читатель любит такие истории. Их хорошо пересказывать в кругу друзей, вместе удивляясь упорству героя, не сломавшегося перед волей судьбы, которая еще в детстве определила его на незавидные аутсайдерские позиции.
Деревенский мальчишка Володя Котов видел собственную маму лишь два раза в жизни, а папу не знал вообще. Растила будущую звезду легкой атлетики бабушка. А в шестом классе парнишка был принят в витебскую школу-интернат. «Просто на соревнованиях хорошо пробежал кросс», — объясняет марафонец, чей национальный рекорд 1980 года не побит до сих пор.
С ним 22-летний белорус сенсационно победил на чемпионате СССР, затем стал четвертым на московской Олимпиаде. В своей жизни он выигрывал медали на большом количестве марафонов. Но легендарный Comrades — самый старый сверхмарафонский забег в мире, который уже больше века проходит в ЮАР — стоит отдельно. Котов побеждал на этой 87-клометровой дистанции три раза, и именно поэтому его знают все любители спорта этой африканской страны.
Вместе с семьей он живет на вилле в пригороде Кейптауна — недалеко от океана. И специально не закрывает окна — чтобы всегда слышать шум Атлантики.
Чудесная история, не правда ли?
— Интернат у нас был обычный — для детей, у которых нет родителей. Но в нем имелись специализированные спортивные классы по легкой атлетике. Их курировал Борис Смбатович Хачатурян — впоследствии заслуженный тренер СССР. Успехи ребят были настолько весомы, что со временем заведение стало интернатом спортивного профиля, а потом и училищем олимпийского резерва.
Но все это было потом, а тогда, в начале семидесятых, мы больше напоминали персонажей популярной повести «Республика ШКИД». Особенно холодно было зимой, потому что четыре больших окна в нашей комнате на 26 человек никогда не заклеивали бумагой.
На зимних тренировках было еще хуже — перчаток нет, костюмов нормальных тоже, только хлопчатобумажные. Но разве ж такие греют…
Кормежка тоже так себе, конечно, поэтому приходилось подрабатывать на кухне. Например, принести из подвала флягу с молоком, и за это могли дать, если оставались, полкотлеты или стакан молока с хлебом.
Раз в месяц приезжал парикмахер и стриг всех по очереди. Со стороны посмотреть — как инкубатор, тем более что с первого по десятый класс все были одеты в одну форму. Правда, жили дружно, никто никого не обижал.
Я поначалу на коротких дистанциях специализировался. Но потом, когда Хачатурян пригласил из Украины Николая Константиновича Снесарева (будущего заслуженного тренера СССР — прим.) и Владимира Николаевича Охременко, стал стайером.
Тяжело было, вечное недоедание давало о себе знать. Но затем, когда начались большие объемы, то еды добавили, и мир засиял новыми красками… Интернат, конечно, закалил очень сильно.
— Когда вы поняли, что стали спортсменом высокого класса?
— Когда выиграл чемпионат СССР — в 22 года. В то время — это как улететь в космос. А я ведь при этом еще и рекорд Союза побил — 2:10.58!
На самом деле мог пробежать и быстрее. Просто мы остались вдвоем с Джуманазаровым, а его тренер был старшим тренером сборной по марафону. На Олимпиаду отбирались только двое, а Леонид Мосеев — чемпион Европы — попадал туда автоматом. Сатымкул попросил: «Потяни меня хотя бы до предпоследнего километра, а потом убегай». Ну я и тянул… А на Олимпиаде уже он у меня выиграл.
— Попасть в сборную СССР в то время — это тоже уже космос.
— Ну что вы… Во-первых, экипировка — получение костюма и кроссовок стало для меня незаурядным событием. Сегодняшнему спортсмену это, конечно, трудно представить, но я свои первые белые «Адидасы» после тренировок мыл молоком — с ним тогда уже проблем не было.
Зарплата приличная — двести с чем-то рублей. Плюс талоны. Плюс выезды за границу — что само по себе было серьезной привилегией, о которой обычный гражданин мог только мечтать.
— Что испытывал человек, надевавший костюм с буквами СССР?
— Гордость. Уважение со сторон коллег — особенно, когда бываешь где-то на сборах. Рядом команда профсоюзов живет или еще кто-то, а у вас отдельный стол и совсем другая еда.
И все смотрят на тебя как на бога. Вопросы задают, хотя многие и стеснялись подходить. Особенно если сборы проходили в какой-нибудь среднеазиатской республике.
— На Кавказе, знаю, люди были менее застенчивы и предлагали хорошие деньги за экипировку сборной.
— Верно. Особенно если нас селили в московском «Спорте» — по сути, это была грузинская гостиница. Они там тебя вылавливали и начинали окучивать. Больше всего хотели костюм с буквами СССР. Я, кстати, продал пару штук — когда уже было три-четыре таких. Сдается, рублей 500 заплатили за каждый.
— Очень выгодно было быть членом сборной СССР.
— Ну, тогда же и деньги другие были. Можно было привезти какой-то товар из-за рубежа и продать дома тысяч на 10. Крутились все. Сергей Бубка в свое время тоже компьютеры возил — почему нет, раз спрос есть?
Особенно здорово было летать на соревнования в Америку. Даже искать не требовалось, что, где и кому. Знакомые москвичи приезжали в аэропорт, привозили наличные и говорили, какая модель компьютера или принтера нужна. Для многих предпринимательство начиналось именно так, а нам, спортсменам, тоже надо было думать о будущем.
— И еще о том, как выдержать конкуренцию в сборной.
— Она была чрезвычайно серьезной. Очень важно, какой ты номер в сборной. Если первый, то имеешь право выбора — в какое время делать массаж. Таким образом выстраивается твое расписание. И после обеда можешь или спокойно спать, или ждать, когда тебя позовут на процедуру.
Понятно, что и руководство основное внимание уделяет лидерам сборной.
Мне в этом плане повезло, потому что Снесарев стал старшим тренером сборной по бегу на средние дистанции, и мне больше приходилось тренироваться со стайерами. Всегда психологически легче, когда работаешь с людьми, которые не являются твоими прямыми конкурентами.
В «националке» были сборы по 24 дня в месяц. Заехал домой на несколько дней и снова улетел. Иногда и зимы не видели, сидели за границей в теплых местах.
Отличное время. Ты получаешь зарплату, тебя кормят, выдают экипировку... Потом, когда становишься профессионалом, то начинаешь относиться ко многому совсем по-другому.
Сбор в Польше. За местных платит федерация, я за все — сам. Идем в криосауну, температура минус 160. Там можно постоять три минуты — в трусах, носках и перчатках. Чем больше открыто тело, тем выше эффект от процедуры.
Я так и делаю, а поляки, как и полагается обычным спортсменам, стараются сачкануть. Все-таки холодно. Даже очень. Вот поэтому они и заходят в камеру в спортивных костюмах. Смотрю на них и вспоминаю советскую систему. Когда тебе все валится с небес, то помаленьку начинаешь к этому привыкать.
— Нагрузки у марафонцев в ваше время были больше, чем сейчас?
— Неизмеримо. Мы тренировались два раза в день, иногда три — в порядке эксперимента. На сборах только ешь, бегаешь и спишь. Естественно, с алкоголем все очень жестко, его не купить. Потому что, как правило, живешь на какой-то отдаленной от города спортивной базе. Все на одном пятачке, и тренеры сразу увидят. Поэтому из восстановительных процедур допускались только массаж и баня.
— Но как же расслабляться?
— Легально это можно было сделать только в последний день сбора. Делали контрольный бег, выбегали из 2.20 марафон — в Беларуси сейчас так никто не сможет — и вечером, перед отъездом, нам разрешали выпить алкоголя.
Но я нашел свой способ расслабления: каждый день вечером после тренировок плавал в бассейне. Плавание не только хорошо действует на мышцы, но и здорово расслабляет мозги. Плывешь и думаешь о том, как прошел день.
В ЮАР, где сейчас живу, неплохие бани — 100 градусов. Сижу 15 минут, потом километр плыву и снова в сауну на 15 минут. Отлично.
— Всегда считал, что лучшие парильщики — это марафонцы.
— Вполне возможно. Я много экспериментировал вместе с тренером и Сашей Поташевым — чемпионом мира по ходьбе на 50 километров, тоже витебчанином.
Обычно в месяц я бегал 1000-1100 км и три раза в неделю ходил в баню. Преодолеешь 30 км — и в сауну. А там продолжаешь бежать — понятно, уже на месте. Саша тоже — имитирует спортивную ходьбу. Это мы так экспериментировали при подготовке к Олимпиаде-84.
Начинал я с трех минут, а через год пробегал полтора часа — при температуре 90-100. И эта тренировка дала пользу.
Научился бегать в условиях жары. Однажды закончил марафон при температуре 46 градусов. Пробежал за 2.31, что для такой погоды вполне себе хороший результат.
— Наука вам помогала?
— Каждый год проводились исследования, для чего мы специально приезжали в Москву. Там узнал, что у меня была лучшая техника бега среди советских марафонцев. Самая экономная, до сих пор на ютубе фильм висит.
Ну и, понятно, с нами на сборах всегда был доктор. Давал витамины — не запрещенные, естественно.
— Это как раз и неестественно.
— Один раз попробовал анаболик, но очень закрепостились мышцы. Из-за этого даже травму получил, так что на этом все и закончилось. Как же он назывался… На Т, синие таблеточки…
— Туринабол?
— Ага.
— Стайерам, скорее, эритропоэтин нужен.
— Когда жил в Польше, то работал вместе с велосипедной группой и видел, как они делают эти процедуры с ЭПО. Люди вставали ночью и отжимались от пола, потому что пульс у них становился меньше 20. Опасная штука, велосипедисты от такого потом умирали…
Честно говоря, нам тоже давали таблетки. Но кто там скажет правду, что в них было? Коробочку дали, а на ней ничего не написано. Но вообще-то я долго бегал, и ко мне много раз допинг-контроль приходил — и в ЮАР тоже. Но ни разу не было никаких подозрительных намеков, так что в этом плане я чист.
— Подозрительные намеки были связаны с именем победителя двух Олимпиад в марафоне — монреальской и московской — немцем Вальдемаром Церпински.
— Тут — скорее всего, да, все-таки у восточных немцев были свои разработки. Когда я в Кошице бежал марафон с его учеником, то на трассе у нас произошел удивительный случай. Мы вдвоем оторвались от всех, и потом я убежал от него на 5 минут.
А затем следовавший за нами автобус остановился, Церпински вышел, подозвал ученика и что-то ему дал — мне уже потом об этом рассказали. После чего тот меня спокойно достал и выиграл две минуты, хотя я бежал в хорошем темпе.
Не пойман — не вор, но ГДР, конечно, была гораздо сильнее СССР в плане медицины.
— Второй призер Олимпиады-76 американец Фрэнк Шортер – победитель аналогичного марафона в Мюнхене-72 — предлагал отобрать обе золотые медали у немца в связи с обнародованными подробностями допинговой программы ГДР, в которой Церпински был непосредственным участником. В этом случае вы смогли бы стать бронзовым призером Москвы-80.
— Читал, но это уже не доказать за давностью лет. На Олимпиаде я проиграл немцу минуту. Мне тогда было 22 года, и я должен был бежать лидером для Мосеева, он считался первым номером сборной.
Я вел его, а потом был момент, когда меня на трассе облили холодной водой. Немного отключился, а затем увидел, что я пятый или шестой. Потом бежал уже на автомате, стараясь сократить разрыв.
На стадионе обошел Мосеева и стал четвертым. А немец оказался первым, хотя и уступил моему недавно установленному рекорду страны пять секунд. Он, кстати, тогда был вторым результатом в мире, а вот Церпински перед Олимпиадой никак себя не проявлял. Впрочем, то же самое было и перед Монреалем. Он из тех, кто целенаправленно готовился только к Олимпиадам.
— Вы упомянули о провале сознания на московской трассе.
— Марафон — вид тяжелый, и произойти может все что угодно. Такие провалы надо перетерпеть. Я выиграл три Comrades в ЮАР. 87 км по горам. Там тоже случалось много моментов, когда должно было просто переболеть. Но это суть марафона. Если не умеешь терпеть больше других, то никогда не станешь топовым бегуном. Хотя, конечно, всему есть предел.
Помню, старт в Ганновере, приз — микроавтобус. Я был очень хорошо готов, но перегорел. И сошел с дистанции. Со мной такое бывало очень редко, но иногда надо просто пощадить свой организм. Даже несмотря на то что если приглашенный спортсмен сходит с дистанции, то сумма за приезд уменьшается на 50 процентов. Денег жалко, но себя еще больше)
Я, кстати, никогда не пользовался специальным питанием. На марафоне, как правило, пил только воду. А на Comrades использовал кисель. Он сделан из картошки, а та для желудка очень полезна. Плюс у меня с собой всегда были конфеты из мармелада. И солевые таблетки — я их употреблял через каждые два километра.
— Правда, что настоящий марафон начинается после 35 километра?
— Нет, конечно. Иногда дистанция пролетит так, что и не заметишь. А иногда приходится помучиться. Все зависит от твоего функционального состояния. Погода тоже имеет значение. И континент: мне в Америке всегда бегалось легче, потому что старт по нашему времени был вечером, а в Японии — ночью.
— Однако интересно, что вам сказали после финиша на московских Играх?
— Что все нормально и моя Олимпиада будет через четыре года в Лос-Анжелесе. Помню, лежал на сборах на массаже, когда по телевизору объявили, что сборная СССР на Игры 1984 года не поедет. Я тогда сказал массажисту: «Спасибо, мне больше массаж не нужен».
— Обидно было такое услышать. Тем более марафонцу. Вас, наверное, всегда считали ребятами немного не от мира сего…
— Ага, отмороженными на всю голову. Смотрели как на дураков. «Вы вообще когда-нибудь отдыхаете? Утром бегаете, после обеда бегаете, на ужин идем, а вы еще не закончили…»
Когда сборная выезжала на чемпионат Европы, я был желанным гостем за любым столом. Мяса немного ел, и метатели, в частности, покойный Юра Седых, всегда старались пригласить меня за свой стол. «Вова, ты сидишь с нами!»
— Знаю, в 1990 году вас пожизненно дисквалифицировала белорусская федерация. Это еще надо было заслужить.
— Все началось в 1989-м, когда я победил на Бирмингемском марафоне. Англичане выставили в качестве первого приза «Фольксваген Пассат», ну и призовые — 15 тысяча фунтов. Из этой суммы наши руководители выдали мне 700 фунтов.
А машину я не отдал — собственно, с какой стати? Поступил по-умному. Я тогда служил в Чехословакии и забирать ее с собой не стал, через год приехал за ней в Германию. Но, как говорится, осадок у кое-кого остался.
А в 1990-м мы поехали со сборной на пробег от Глазго до Лондона. Бежали 20 дней, в личном зачете я финишировал вторым, команда тоже стала второй. Призовые поделили поровну между всеми членами команды. Мой собственный выигрыш составил 35 тысяч фунтов.
В этот раз федерация написала письмо прямо министру обороны Дмитрию Язову. Меня вызывают в Москву. По дороге туда в Витебске заплатил налог с суммы призовых — 25 тысяч рублей.
— Невероятные деньги по тем временам.
— «Волга» стоила 15. На встречу с Язовым меня привел знакомый генерал из Москвы. Тот, здоровый мужик, крупный, задал мне только один опрос: «Сынок, ты налог заплатил?» И все, до свидания.
Но меня потом все равно пожизненно дисквалифицировали. Федерация-то ничего от этого не получила, только налоговые органы.
Однажды поехал на соревнования в Гамбург, где в прошлом году был вторым. Они узнали об этом и накатали бумагу немцам, что Котов дисквалифицирован. Приехал и услышал от организаторов: «Ты не можешь стартовать». И, соответственно, мои 10 тысяч марок за приезд накрылись медным тазом.
— Обидно.
— Еще бы… От такого огорчения я пошел и напился с товарищем. А на следующий день мэр Гамбурга говорит: «Владимир, ты можешь бежать». Ну а куда уже? Я домой только под утро вернулся… Первое место и 25 тысяч марок выиграл поляк, которого я всегда обгонял.
А потом время шло, федерация переживала не лучший период и логичным образом пришла к выводу, что я им больше нужен живой и бегающий, чем дисквалифицированный. И потом каждый год я платил им за лицензию тысячу долларов. Лет шесть или семь это продолжалось. Хоть бы трусы какие или майку выдали для приличия…
Затем плюнул на это дело, тем более что организаторов марафонов перестали интересовать всякие разрешения.
— В 1987 году вы уехали служить в Центральную группу войск в Чехословакии, осуществив голубую мечту каждого советского военного.
— У меня были хорошие связи в ЦСКА, и, когда надо было, мне высылали в спортклуб ЦГВ приглашение — вызов на сбор или соревнования. А каждый выезд — это какая-то коммерция: что-то увозишь, что-то привозишь. Понятно, что я никого не забывал.
— На службу-то ходить приходилось?
— Семь лет отслужил за границей, и у меня даже военной формы не было. Только звание — прапорщик. На этом, кстати, наживался тот, кто выдавал форму. Надо понимать, что в советской армии все покупалось и продавалось, особенно в те годы.
Мне специально провели телефон для связи с командующим Северной группы войск. «Вова, зайди ко мне срочно». У него генералы в приемной, я без формы, но секретарша меня знает. «Вова, вот тебе паспорт. Сгоняй в Чехословакию, надо привезти люстры. Там баня, бассейн, тебя встретят». Ну, я еду, все привожу. Потом уже надо помочь другим генералам, привезти телевизоры из Германии…
В Польше у меня была должность — начальник бани. Баня отличная, туда только по пропуску пускали. Я, понятно, там никогда не бывал, если только самому попариться.
— Вы коммуникабельный. И, наверное, практически миллионер.
— В советское время, чего скрывать, у меня были очень хорошие доходы, но денежные реформы, которые происходили, конечно, превратили все в пыль.
Но профессиональный спорт кое-что дал. Если ты спортсмен высокого уровня, то можешь отложить на жизнь. Тем более, как вы правильно заметили, я человек коммуникабельный, и мне всегда было интересно то, что происходит вокруг.
В Кейптауне у меня до локдауна был магазин спортивной обуви. Но я и сейчас людям помогаю, связи с «Asics» остались. Я в их кроссовках почти всю спортивную жизнь пробегал. Они отдают мне обувь с дискаунтом в 50%, и потому желающих приобрести у меня кроссовки по-прежнему много. Это даже более выгодный бизнес, чем раньше — не надо платить за аренду и зарплату продавцам.
Занимаюсь и другими бизнесами. Когда звонят друзья из России, помогаю им находить необходимые контакты в ЮАР и решать другие вопросы.
— Заодно вы три раза выиграли знаменитый забег Comrades — старейший в мире и самый массовый сверхмарафон, который проводится в ЮАР с 1921 года.
— В 2000-м я победил с рекордом трассы, и Нельсон Мандела, кроме призовых, вручил мне специальный приз — 100 унций золота. В то время это стоило больших денег. Потом побеждал еще в 2002 и 2004 годах. Последний раз в возрасте 46 лет, что тоже стало рекордом. И он не побит до сих пор.
Мне в этом году вручили черный, шитый золотом, пиджак, на грудном кармане которого расположена эмблема забега с надписью Чемпион. В нем очень почетно куда-то пойти, все сразу обращают на тебя внимание. Хотя меня тут и так все знают. Пробег очень популярен у жителей страны.
Я живу в пригороде Кейптауна, по сути, на поле для гольфа. Тут 855 домов, 18 полей для гольфа. А еще бассейн, фитнес, ресторан — по сути, поселок с хорошо охраняемой территорией. Нашему с женой дому уже 19 лет, и он постоянно растет в цене. Считаю, хорошее вложение капитала. Все очень безопасно — мы даже входную дверь не закрываем на ключ.
— Вы точно живете в ЮАР?
— Согласен, в стране не везде спокойно, но Кейптаун в этом плане вполне безопасен.
Афроамериканцы заметны только днем — в магазине тачку подвезти или помочь на заправке. Или ты куда-то подъехал, и они типа твою машину охраняют. Но это смешно, конечно, поэтому можешь платить, а можешь и нет. Вечером уже никого нет, они разъезжаются по домам.
Чужому человеку попасть в наш поселок нереально. Секьюрити всех переписывают и проверяют. За все эти годы не было никаких происшествий. Я и окна-то не закрываю. Океан от нас всего в 800 метрах, и нам с женой нравится слышать его шум.
Бегать тоже удобно, обычно это два круга на 5,5 км. А если никто на поле не играет в гольф, то можно и по траве «десяточку» намотать.
— Для здоровья, следует полагать, по ней бегать лучше.
— Честно говоря, сейчас такие кроссовки делают, что покрытие уже не имеет разницы.
— Вы ходячая реклама любимого вида спорта, если в 65 лет бегаете по асфальту.
— Последний свой Comrades я пробежал 8 лет назад, жена сказала: «Все, хватит уже». У меня не было серьезных операций, только что ахилл беспокоил.
Думаю, все из-за моей очень хорошей техники. Это раз. Во-вторых, я три раза в неделю делал массаж и каждый день плавал. В-третьих, в свое время очень много ел коллагена, чтобы не было проблем с коленями и суставами.
Ну и надо понимать, что для проживания и тренировок даже в любительском режиме ЮАР весьма комфортная страна. Очень большой выбор витаминов плюс фрукты. Они тут недорогие. Салаты каждый день. Я правильно питаюсь, да и жена у меня великолепно готовит. С нами живут еще и дочь Оля вместе с супругом. Он, к слову, профессиональный повар, так что нас это соседство радует вдвойне.
— И все же, кто белорусский марафонец номер один: вы или Ольга Мазуренок — чемпионка Европы, которая на двух своих Олимпиадах приходила к финишу пятой?
— Неблагодарное дело — сравнивать мужчин и женщин. Все-таки мы находимся в разных категориях. Поэтому давайте решим так: мы оба хороши. И Оля, конечно, большой молодец, что так здорово пропагандировала нашу страну на крупнейших стартах. Жаль, что, слышал, уже закончила…
Поделиться:
1
0
0
